Мы помним города по домам и памятникам, а запоминаем по перекрёсткам. Нити улиц сплетены ими, словно узелками, в единое пространство, давая горожанам возможность ориентироваться в каменном океане мегаполиса. «Как пройти к вокзалу?» — спрашивает нас заплутавший прохожий, и мы тут же выдаём ответ: «Дойдите до угла Советской и Вокзальной магистрали, а потом направо — и прямо, прямо, прямо до самого вокзала».

Иногда мы не помним названий улиц, и тогда в дело вступают приметные здания: «На пересечении двух улиц увидите высокий дом с угловой башней — сверните налево». Кевин Линч, американский профессор и градостроитель, писал: «Перекрёсток или другой тип разрыва транспортной коммуникации имеет для горожанина особую значимость.

<...> Но там, где пространство ясно оформлено, впечатление, несомненно, сильнее» [1].

Схожим образом говорил об этом и директор Лаборатории городской повседневности University of Waterloo Эллард Колин: «...перед нами стоял ещё такой вопрос: как люди принимают решения о том, куда повернуть, когда они оказываются на перекрёстке и ищут какое-то определённое место? Что позволяет им помнить, где они уже побывали, и определять, куда пойти дальше? Один из ответов в том, что они стараются запомнить характерные черты того или иного перекрёстка. В реальном мире такими особенностями могут быть ориентиры вроде бросающихся в глаза объектов, знаков или надписей» [2].

Большинство из двенадцати построенных по заказу города начальных училищ он сделал доминантами кварталов, расположив на пересечении улиц. На самом оживлённом перекрёстке того времени — углу Кабинетской (Советской) и Кузнецкой (Ленина) — с разрывом в десять лет Крячков построил два двухэтажных торгово-офисных здания. Оба — для текстильных предприятий, оба — отличные маяки для ориентации пешеходов, оба — из тех спрятавшихся новосибирских домов, которые сегодня ни за что не узнаешь по старым фотографиям.

Начнём с более позднего здания.

В 1926 году на углу Советской и Кузнецкой вырос двухэтажный каменный дом с необычной для города угловой башней. На фото тех лет видно, насколько оживлённым было пересечение двух этих улиц: шесть гужевых повозок проезжают его одновременно!

Шумный текстильный перекрёсток порождал автомобильно-лошадиные пробки даже век назад! Вот один из таких эпизодов: «На этой неделе днём на углу Кузнецкой и Советской произошёл случай, лишний раз подтверждающий всё несовершенство регулирования уличного движения в Новосибирске. Целый квартал Советской улицы был заполнен погружёнными лесом подводами, которые преградили у угла путь идущим по Кузнецкой улице и площади «автобусам» Автопромторга и городским автомобилям. Автомобили скоплялись у угла и, наконец, решили пробиться через подводы.

Удивительно, что дело обошлось без несчастий» [3].

Представляете себе стресс прохожих, попавших в этот замес? Ведь городской перекрёсток не только место выбора направления, но и место, где человек попадает в очень напряжённую уличную ситуацию. Уже упомянутый Эллард Колин поставил интересный эксперимент в индийском городе Мумбае:

«Когда я спрашивал местных жителей, как они справляются с ежедневным купанием в адреналине, те обычно пожимали плечами и насмешливо говорили: «А, да в этом нет ничего особенного. Вы привыкнете». Чтобы исследовать это явление, я попросил группу пешеходов встать в центр оживлённого перекрёстка, и, пока они там находились, я измерял их физиологические показатели. Полученные данные показали, что люди чувствовали себя менее счастливыми, чем в ближайшем парке, однако, по собственным оценкам испытуемых, уровень возбуждения был достаточно низким, что вполне соответствовало их насмешливым репликам в разговоре перед началом исследования.

Вместе с тем показатели активности их потовых желез зашкаливали.

Люди невероятно жизнестойки. Мы умеем приспосабливаться к разным внешним обстоятельствам, даже самым неприятным. Но то, что мы настолько психологически выносливы, не означает, что наша реагирующая на стресс нервная система перестает выполнять свою работу — повышать кровеносное давление, выбрасывать в кровь кортизол, возможно, в конечном итоге делая нас более уязвимыми для физических и психологических болезней» [4].

Здание с угловой башней, построенное Крячковым на столь популярном у горожан перекрёстке, предназначалось для окружной конторы Всесоюзного текстильного синдиката. В 20-е годы это была мощная организация, явочным порядком подмявшая под себя руководство промышленностью целой отрасли. Представительства Текстильсиндиката работали по всей территории СССР от Белоруссии до Якутии и даже в зарубежных странах. Неудивительно, что новосибирский филиал столь солидной конторы нуждался в хорошем здании в самом центре города. С финансами у синдиката, ведущего не только рублёвые, но и валютные операции, было всё в порядке.

Здание строили ударными темпами, и в 1926 году текстильщики уже заселяли его: на втором этаже разместили кабинеты конторы и жилые комнаты сотрудников, на первом — большой магазин.

Магазин предлагал широкий выбор товаров в розницу: «хлопчатобумажные, шёлковые, суконные, камвольные, льняные и трикотажные товары, платки вязаные, кашемировые, бежевые, одеяла, полотенца, скатерти, тюль гардинный, кружева, шитье» [5].

О новом здании Текстильсиндиката писали даже иногородние газеты: «Нельзя прожить в Новосибирске нескольких дней и не заразиться его пафосом. Но пафос этот на твёрдом фундаменте: центр, столица и заготовительная кубышка Сибири, крепким узлом связавший многоводную Обь с магистралью, — лежит он на пути всех сибирских сокровищ — золота, пушнины, скота, хлеба, леса, и от всего этого что-то пристаёт к его цепким лапам. <...> Но будущее великолепие Новосибирска ещё только вылупливается из деревянных щитов его железобетонных построек; будущие авеню ещё только трепетно прощаются с прелестью деревянных мостков — в предчувствии асфальта.

Но грандиозные здания всё множатся, становой хребет города — Красный проспект — кряжеет и каменеет с каждым днём, и торопливо вырастают молодые тополя будущих бульваров. Город лихорадочно ищет свой стиль, и кажется уже нашёл его в строгой простоте однообразных гранитных облицовок, в голой скупости фронтонов. Это не роскошь выскочки или нувориша, но гармоничная целостность частей — признак довольства и здоровья» [6].

Права была автор этого материала: новые дома окружали «жалкие лачуги». Их прекрасно видно на фото от ноября 1925 года, когда здание Текстильсиндиката ещё строилось.

Здание наискось от Текстильсиндиката тоже было связано с производством текстиля — это был филиал Богородско-Глуховской мануфактуры фабрикантов Морозовых, построенный по проекту Крячкова в 1914–1916 годах.

Крышу дома украшали антично-римские каменные вазы, стоявшие на тумбах, а внутренние торговые залы с окнами-витринами поддерживались высокими колоннами.

Ко времени постройки Тектсильсиндиката Ново-Николаевский филиал империи Морозовых был давно закрыт, сама Богородско-Глуховская мануфактура национализирована новой властью, а её хозяин выселен на улицу.

«Я увидел человека, идущего по рельсам от фабрики к нам и несущего что-то крупное в руках, — описывал свою встречу с Морозовым купец С. Четвериков. — Когда шедший поравнялся со мной, я узнал в нём моего гимназического товарища, председателя правления Товарищества Глуховской мануфактуры Арсения Ивановича Морозова, который нёс в руках большой образ. После изумления от такой встречи выяснилось, что Морозова выгнали рабочие из его фабричной квартиры, и он, захватив только свой фамильный образ, направлялся в город искать себе пристанища» [7].

Здание Ново-Николаевского филиала сначала занимали военные, а затем — по окончании гражданской войны — городские власти передали его почтово-телеграфной конторе, преобразованной со временем в Главпочтамт.

Два двухэтажных дома соседствовали недолго, всего год. В 1927 году вазы с крыши бывшей мануфактуры убрали, чтобы надстроить два новых этажа, а в 1968-м пристроили к ней дополнительный корпус по улице Ленина.

Вскоре закончилось и недолгое время синдикатов, работавших на принципах полного хозяйственного расчёта: они ушли в историю вместе со всей эпохой НЭПа. В 1930 году каменные хоромы Текстильсиндиката были переданы другому промышленному гиганту — Сибуглю, и новые хозяева снесли каменную башню. Вместо неё по проекту инженера И. Лалевича поверх двух этажей надстроили ещё два, спрятав под ними и второе здание текстильного перекрёстка.

Бурный рост города столетней давности отмечают все очевидцы тех лет.

«Строится он лихорадочно, потому что прирост населения и увеличивающиеся потребности всё время обгоняют рост его строительства и подгоняют его. И в результате — чисто американские формы. <...>

Некоторые постройки оказались неудачными.

Но Новосибирск не боится сознаваться в своих ошибках, потому что на один неудачный за один год вырастает десяток удачных великолепных домов — электрическая станция, дом госучреждений, Текстильсиндикат и т. д., до бесконечности» [8].

Новосибирск рос вверх, одновременно заполняя пустоты, — и как ни жаль двух прекрасных домов на текстильном перекрестке, они были обречены спрятаться под новыми этажами и новой облицовкой. Но нам остались их «детские» фотографии! Точно так же, как остаются фотографии настоящих детей, вырастающих из милых голубков в обычных ничем не привлекательных взрослых.