Летом 1935 года, стоя на балконе Доходного дома, фотограф запечатлел новый сквер на центральной площади Новосибирска. Здание «Сибирского подворья» в тот год надевало на себя новые этажи и прятало белые телеса под скучной серой облицовкой. Сегодняшний житель города, пожалуй, и не узнает ни дома, ни площади: сквер, попавший на фотоснимок, давно вырублен и заасфальтирован.

Академик Владимир Глазычев сформулировал это так: эпоха сверхплотного движения автомобилей превратила площади городов в одноуровневые транспортные развязки [1]. Старая довоенная фотография запечатлела именно площадь — место для собрания пеших людей.

Ново-Николаевск не был исключением: три его первых площади на главном проспекте (включая нынешнюю у оперного театра) родились как торговые площадки, сменяя друг друга с ростом города.

Всё изменилось после революции, когда торгово-купеческий город обрёл новый административный статус — центра Сибири. Среди моря деревянных лавок и торговых рядов Базарной площади выросли новые каменные здания, большой участок в юго-восточной части стал мемориалом жертвам революции, а на месте бывшего Сенного торга появился Первомайский сквер. От площади осталась едва ли половина, но и с этой территории власти постепенно вытесняли торговцев. Вместе с ними должна была исчезнуть и сама площадь, превратившись в обычный городской квартал.

Первой уехала барахолка — та самая, которая в итоге обрела своё место на Гусинобродском шоссе. Пока же продавцы «барахла» отправились к новому Ипподромскому рынку, а на главной площади остались только продавцы съестных товаров. Предприимчивые извозчики даже запустили специальный маршрут «базар — барахолка», перевозя покупателей туда и обратно и сшибая с них рубли и копейки.

В 1926 году Отдел местного хозяйства (ОМХ) решил построить гостиницу (Доходный дом) на одной линии со зданием Городского торгового корпуса. Если бы новое здание действительно поставили прямо на проспекте, площадь просто не родилась бы — разве что сквер у оперного театра. Несомненно, что вслед за Центральной гостиницей встал бы рядом и Госбанк.

Спасли положение железнодорожный инженер В. Сафонов и автор первого генплана города И. Загривко.

И Сафонов предложил отодвинуть будущее здание вглубь, создав перед ним «пустой квадрат» по примеру Гостиного двора в Ленинграде.

Сразу же образовались два лагеря: сторонники «пустого квадрата» и его противники. «Если отодвинуть 1-й корпус от Красного, — заявляли последние, — снос деревянных магазинов будет отсрочен». Сафонова поддержали заведующий санотделом Губздрава Александр Ицкович и инженер Иван Загривко, составивший проект новой площади.

«Необдуманное решение отдельных вопросов о сооружении больших зданий в центральной части города, — настаивал Ицкович, — может исключить навсегда возможность рационального плана города и его оздоровления. К числу таких отдельных вопросов нужно отнести выбор места под застройку доходного дома ОМХа.

Необходимость образования такой площади уже дважды подтверждена решениями планировочной комиссии… Из предложенных вариантов образования площади наиболее обоснованным, экономически и практически легко выполнимым надо считать проект инженера Загривко. Его площадь должна быть на пересечении Красного пр. и Кузнецкой улицы с длинным диаметром по Красному пр. и с коротким по Кузнецкой ул.».

В итоге планировочная комиссия при городском совете согласилась с планом Ивана Ивановича Загривко, и площадь была спасена.

Доходный дом стал самым передовым зданием города, изюминкой городской архитектуры середины 20-х: огромный стеклянный фасад (некоторые стекла — по 3 кв. м), четыре лифта (два для людей и два для подачи в ресторан и гостиницу еды из кухни), магазин на первом этаже, ресторан — на втором, гостиница — на третьем и четвёртом. Часть четвёртого этажа, выходящая на проспект, представляла из себя открытую площадку, на которую выходили постояльцы гостиницы и посетители ресторана. Именно оттуда фотографы делали свои снимки с видом на площадь и стоящее наискосок здание Госучреждений (известное как «Сибирское подворье»).

Дом Государственных учреждений был своего рода офисным центром своего времени. Строили его быстро:

«…гнали в хвост и гриву, чтобы как можно скорее закончить. Наступила осень. Пошли морозы. Внутри отеплили, и работать было возможно, и не вредно. Но снаружи, при низкой температуре, здание штукатурить было нельзя… Тем не менее начали штукатурные работы при тепляках. И покрасили после этого. Краска тут и застыла. Весной 1925 года, когда обогрело солнце, краска ожила и вместе со штукатуркой поползла вниз по стенкам. Стукнешь по стенке, а она хлопает как шуба надутая» [2].

Подчеркивали статус нового здания большие уличные часы. Правда, врали они безбожно, над чем нередко издевалась местная пресса: «Эти часы тотчас по установке начали врать, правда, умеренно: недавно их сняли, должно быть, для проверки, повесили опять — и снова часы врут, но врут уже свыше меры. Идешь утром, в конце девятого часа на службу — на часах Д. Г. У. [3] часов эдак 12 с гаком, возвращаешься в 4 домой — на них без малого… два! На завтра разница, глядишь, такая, что и не разберёшь, то ли вперёд ушли, то ли сзади. И так уже неделю. Кое-кто из любопытства пробовал определить, какое на них время — московское, ленинградское, псковское или каргатское — и ни одно не подошло. Не иначе, говорят, их, эти часы, по радио с Эйфелевой башни заводят!» [4]

Ну а что же площадь? На короткое время она превратилась в благоустроенную парковую зону в самом центре города.

В 1927 году на той же стороне проспекта, что и «Сибирское подворье», появилось двухэтажное конструктивистское здание Промбанка. Два дома, разделённые площадью, совершенно не походили друг на друга, но при этом оба исполняли схожие роли офисных центров. Несмотря на название, Промышленный банк занимал в собственном доме довольно скромную площадь на втором этаже. Остальные комнаты арендовали различные конторы и магазины — винодельческий кооператив «Конкордия», «Акорт», Ленинградский табачный трест, военный книжный магазин, парфюмерный трест «Жиркость» (знаменитый «Тэжэ» — ему посвящали свои строки Владимир Маяковский, Белла Ахмадулина и Владимир Высоцкий) и т. д. Внутренние помещения Промбанка украшали мозаика и орнамент, а перила лестниц между этажами впервые в городе соорудили из металлических труб.

В 1935 году, одновременно с «Сибирским подворьем», принялись надстраивать и «прятать» дом Промбанка, но окончательный свой вид он принял только в середине 50-х годов. Ныне его занимает мэрия города.

У нынешнего здания мэрии — множество отцов. Проект его разработали архитекторы А. Швидковский и Г. Гольц, рекомендовал этот проект к строительству академик А. Щусев, возводил и строил инженер С. Шестов, реконструировали после войны по проекту Н. Кузьмина и В. Добролюбова

В разные эпохи центральная площадь Новосибирска неузнаваемо меняла свой облик: положи фотографии рядом, и сторонний человек не признает, что это одно и то же место. Она могла и вовсе исчезнуть в 20-е годы, а могла превратиться в простую транспортную развязку, большой центральный перекрёсток. Как до того, уступая времени, превращались в перекрёстки и парковки площади многих мировых городов.

В книге «Урбанистика» академик Глазычев писал: «Модернизм отвергал площадь с той же страстью, что и квартал.

Даже знаменитая парижская площадь Вогезов, при короле Генрихе IV обстроенная фасадами до того, как к ним пристроили кварталы домов, на долгие годы превратилась в паркинг под открытым небом. Некогда бурно торговая Красная площадь омертвлена нахождением там Мавзолея и некрополя в стене, и только в последние годы её стали оживлять новогодние ночные гуляния и редкие концерты на Васильевском спуске. Манежная, долгое время заполненная автобусами, вдруг ожила в конце 80-х годов, когда на ней собирались многотысячные митинги. <...> От прочих московских площадей остались одни названия. В Нью-Йорке площадей как таковых вообще нет, и лишь под Новый год Х-образный перекресток Таймс-сквер оправдывает свое название.

И всё же в рамках широкого движения, получившего название Новый урбанизм, началось возрождение площади как публичного пространства, свободного от движения транспорта и предназначенного для того в первую очередь, чтобы толпа, собирающаяся по поводу или без повода, могла рассматривать себя в собственном отражении» [5].

Бывшие цветники на площади Ленина, бережно высаженные в 1935-м, просуществовали недолго. Вместе с аллеей посреди проспекта их закатали в асфальт, но благодаря большому пространству перед оперным театром центральная городская площадь до сих пор жива. Каждый год в конце декабря на ней случается маленькое новогоднее чудо: транспорт уступает часть захваченной площади городской ёлке. И спрятавшиеся под новыми этажами Д. Г. У. и Промбанк (ставшие похожими друг на друга, словно родные братья) стеклянными глазами своих окон наблюдают за праздничными гуляниями новосибирцев.

Из базара вышла площадь,
сквер с театром вместо лавок,
словно утащила лошадь
за собой во мглу прилавок,
ряд мясной и ряд молочный,
хлама всякого до чёрта
и витавший — резкий, склочный —
запах чеснока и пота.

Приоделась оборванка,
чтобы город не позорить:
дом доходный,
дом Промбанка,
дом Сибирского подворья —
все из каменного драпа,
из кирпичного жаккарда,
и шикарнейшая шляпа —
купол нового театра.

Время — лошадь ломовая —
не осталось без работы:
увезло пути трамвая,
АЗС, Доску почёта,
вывески «Орбита» кольца,
прах почтенного француза,
Сталина, молотобойца
и ещё немало груза [6].

Что там в будущем?
Кто знает!
Вон, мешая юной маме,
вдоль по площади шагает
карапуз двух лет в панаме.
Вдоль по площади шагает,
улыбается, лучится.
И я верю:
он-то знает,
что там в будущем случится [7].