Одной из новых градостроительных идей, занесённых ветрами революции в Ново-Николаевск, была идея архитектурного ансамбля. До того времени Ново-Николаевск строился точечно: был план улиц и участков, но на самих участках их владельцы творили кто во что горазд.

«Город — это сумма ансамблей, — писал в 30-е годы прошлого века архитектор и градостроитель Александр Михайлович Мостаков. — Ансамбль — это сумма отдельных зданий.

Всё дело только в том, что задача от отдельного здания до города всемерно усложняется, и для того чтобы спроектировать город как большое архитектурное полотно, нужно быть большим мастером» [1].

С высоты нашего времени кажется, что сохранившиеся фрагменты старого города гармоничны, но это всего лишь эффект старины. Только в 20-е годы в Новосибирске появилась комплексная застройка отдельных участков. Одним из первых был Дворцовый треугольник между нынешними улицами Ленина, Урицкого и Щетинкина. Ансамбль, которого сегодня нет, хотя все три здания остались на своих местах.

Я не оговорился: именно три.

Между тем все три дома были построены в единой стилистике, в одно время (в 1925–1926 гг.), и у всех был один и тот же архитектор — служащий новосибирского треста «Госстрой» инженер С. А. Шестов. Вопреки общепринятому сегодня мнению, не только Дворец Труда и «Пролеткино» (нынешний кинотеатр «Победа») составляли единое архитектурное пространство, в него входил ещё один объект, стоявший рядом, — дом Сибмедторга.

Что же это за третий дом ансамбля и куда он исчез? Вот так это здание выглядело в 20-е годы.

Скруглённый угол с выходом на перекрёсток и «средневековая» башенка, вплетённая в конструктивистский объём, — можно сказать, фирменный знак архитектора Шестова. Похожие углы и башни были вплетены им и в Дворец Труда, и в здание «Пролеткино». Сравните.

В этой же стилистике спроектировано и «Пролеткино».

Кто же был хозяином домика на углу Кузнецкой и Урицкого? Здание занимала весьма богатая организация — Сибмедторг. Она торговала медикаментами и владела аптеками в разных городах Сибирского края.

Не бедствовал и Сибмедторг — не каждая организация могла позволить себе новый двухэтажный дом в самом центре города. Правда, все 20-е годы контору сотрясали скандалы из-за административно-ссыльных. Эти люди никаких преступлений не совершили, но из-за своего происхождения или своих взглядов были признаны новыми хозяевами страны «социально вредными элементами». Прибывая в Сибирь, социально вредный элемент искал, куда бы устроиться на работу, и богатая контора Сибмедторга с сильным «нэпманским душком» и слабой партячейкой представлялась ему хорошим вариантом.

Ох, и намучилась советская власть с неблагонадёжными кадрами Сибмедторга! На оживлённом перекрёстке сошлись два мира — старый и новый, и эта двойственность сохранялась даже топонимически: уже переименованная улица Урицкого пересекала всё ещё не переименованную улицу Кузнецкую.

Остальные работники, однако, не считали, что они получают от государства больше, чем отдают ему: «Вместо поощрения передовые рабочие заслужили только порицания со стороны несознательных. В числе недовольных их предложением, к сожалению, оказались и члены партии». В результате конфликт вышел наружу, и краевая газета «Советская Сибирь» разразилась большой критической статьей и карикатурой на Сибмедторг.

1929 год стал переломным в отношениях местных властей и «социально вредных элементов» из Сибмедторга. Эпоха НЭПа фактически закончилась — началась эпоха партийных и административных чисток, предварявшая последующие чистки уголовные. Как недобро заявила на одной из таких чисток одна из работниц здания на ул. Кузнецкой тов. Добрая, «здесь много гнилья, обывательщины и грязи. Ни для кого не секрет, что есть зажим, сведения личных счётов, склоки. Но надо чистить и аппарат Сибмедторга, ибо мы погрязнем среди административно-ссыльных» [4].

Не прошло и двух недель с выступления товарища Доброй, как «Советская Сибирь» констатировала, что учреждение Сибмедторга «по наличию в своем составе лиц, подлежащих немедленному изгнанию из советских учреждений, может быть поставлено на одно из первых мест. Особенно отличается эта организация по части приюта у себя административно-ссыльных» [5] , среди которых — ссыльный меньшевик Николау (заведующий канцелярией), «бывший хозяйчик» Скуя (заведующий фасовочной мастерской), «активный баптист» Петров и т. д. С этого момента участь указанных граждан была предрешена — их ждало увольнение.

В то время как в кабинетах Сибмедторга кипела классовая борьба в формате «кто кого подсидит», у соседнего Дворца Труда ораторствовал с кепкой в руке бронзовый Ленин. Вождь мирового пролетариата прибыл в Новосибирск в 1927 году на десятилетний юбилей Октябрьской революции.

Готовиться к первому большому юбилею новой страны власти города начали ещё весной. Именно тогда было принято решение украсить сквер перед Дворцом труда памятником Владимиру Ильичу Ленину.

Изваять Ильича вызвался местный скульптор Степан Романович Надольский — талантливый автор, чьи работы и поныне украшают Красный проспект (рабочий и крестьянин на крыше Художественного музея и барельеф на здании Запсибзолота).

Но с Ильичом Надольскому категорически не везло. Рассчитывая заработать на актуальной теме, он вылепил в середине 20-х годов четыре бюста-модели — Маркса, Ленина, Калинина и Рыкова.

В народе её тут же прозвали «рыковкой». Скульптурные модели Надольский передал барнаульской артели «1-е мая», и рабочие начали лепить с них гипсовые бюсты на продажу.

Но лепили так худо, что их продукцией заинтересовались компетентные органы: а не издевательство ли это над светлыми образами? На всякий случай бюст Владимира Ильича Ленина делать запретили вовсе, а в январе 1925 года собрали Особое совещание при уполномоченном наркомата просвещения и пригласили на «разбор полётов» специалистов «для определения художественности бюстов». После долгих дебатов на совещании бюсты были признаны «художественными», запрет на изготовление гипсового Ленина сняли и разрешили артели продавать скульптуры вождей по моделям Надольского.

То ли припомнив то разбирательство, то ли по иной причине, но Надольскому в его желании изваять настоящий большой памятник было отказано.

Открытие памятника в Новосибирске стало кульминацией празднования юбилея Октября — на площадке перед Дворцом Труда сошлись (первый и последний раз в истории города) колонны демонстрантов. Шествие больше напоминало карнавал на морозе («Советская Сибирь» его так и называла — карнавальным шествием): в небе над городом висел огромный шар с цифрой «10», а по Красному проспекту шли колонны людей с флагами, неспешно ехали декорированные грузовики (один из них изображал паровоз с лозунгом «Наш ответ Чемберлену») и тряслась по зимней мостовой повозка в виде тюрьмы. За тюрьмой шли «узники» в кандалах под охраной «фашистов» и пели тюремные песни. У Дома Ленина на глазах немецкого консула их «освободил» отряд осоавиахимовцев, после чего демонстранты повернули в сторону Дворца Труда.

Днём ранее они уже вылетали: 6 ноября на площади прошёл военно-театрализованный праздник — артиллеристы пытались «сбить» из пушек аэропланы «противника», парившие в небе. С аэропланов в это время сбрасывали «бомбы» с хвостами из цветных лент. Одна из них «зажгла» Городской корпус, к которому тут же понеслась пожарная машина. «Защищавшиеся вошли в азарт, Осоавиахим торговался с военным командованием. Командование не решалось увеличить заряды орудий, авиахимовцы клятвенно обещались заплатить за стекла, которые неминуемо должны вылететь из окон ближних домов…» [7].

Завершал его кинозал «Пролеткино» (позднее — «Октябрь», ещё позднее — «Победа»), который считался лучшим кинотеатром города. Но даже и по тем временам выглядел не очень презентабельно: «Кассы ютятся в узких, неприглядных, холодных помещениях, в кинотеатрах «Октябрь», «Юнгштурм», имени Маяковского они почти на улицах. Не блещут благоустройством и фойе. Несколько рядов потёртых стульев, 1–2 потрёпанных дивана — вот и всё их благоустройство. Бедны обстановкой и уютом кинотеатры Новосибирска. Скучно в них зрителю. Его удел, хочет он того или не хочет, — слушать гремящий джаз» [8].

В своём изначальном виде Дворцовый треугольник просуществовал лишь одно десятилетие. В 1936 году облик сразу двух зданий — Дворца Труда и кинотеатра — кардинально изменился. Первый надстроили архитекторы И. С. Алексеев и Т. Я. Бардт.

«Пролеткино» много раз меняло одежды и в конце концов приросло большим каменным фойе с классическими колоннами.

Дольше всех в своём естественном виде продержался Сибмедторг, но в 50-е годы и он «спрятался» в большом пятиэтажном доме. Да так умело, что узнать бывшее «гнездо административно-ссыльных» совершенно невозможно. Разве что по закруглённому углу и аптеке, оставшейся с тех давних времён.

Почему же один из первых городских архитектурных ансамблей не сумел остаться единым пространством? Ответ, на мой взгляд, прост: стилевое единство трёх зданий не было единством функциональным. Слишком мало общего у медиков с кинопрокатчиками, а у кинопрокатчиков — с профсоюзными активистами.

Социолог Роберт Парк писал: «С течением времени каждая часть города и каждый квартал приобретают что-то от характера и качеств их обитателей. Каждая особая часть города неизбежно окрашивается особыми чувствами и умонастроениями своей популяции. Следствием этого является превращение того, что поначалу было лишь географическим проявлением, в соседство, т. е. место со своими особыми умонастроениями, традициями и собственной историей. В пределах такого соседства каким-то образом поддерживается преемственность исторических процессов. Прошлое навязывается настоящему, и жизнь каждого такого места протекает с некоторой собственной инерцией» [9].

Постойте рядом с каждым из зданий, прислушайтесь к ним — и вы поймёте, насколько разные истории они рассказывают о временах, которые прожили по соседству.