Квадратный коммунизм.
Города будущего, взгляд из прошлого, часть 3

Коммунизм возник задолго до Маркса: в тех или иных вариациях он известен со времён античности.

Коммунистических государств существовало в истории великое множество, но одни в реальности, а другие только в фантазиях. Тем не менее и эти книжные государства оказали на историю своё влияние — и немалое! Авторы их вербовали сторонников среди потомков, и те со всем революционным пылом воплощали прочитанное в реальность.

Три с половиной столетия назад одно из таких «виртуальных» государств придумал французский адвокат и мыслитель Дени Верас д'Алле. В его эпоху главным географическим открытием стал южный материк — Австралия, и недолго думая, автор разместил её города на неизведанном континенте. В 1677–1679 гг. книга Дени Вераса под названием «История севарамбов, народов, обитающих на третьем материке, обычно называемом австралийской землей, содержащая сообщение о государственном строе, нравах, религии и языке этой нации, до сих пор неизвестной народам Европы» предстала на суд читателей. Вслед за сочинениями англичанина Томаса Мора и итальянца Томмазо Кампанеллы читающая Европа познакомилась с ещё одним вариантом коммунистического города.

Во времена Дени Вераса Австралия представала на картах только очертаниями отдельных берегов.

Верас питал необъяснимую страсть к квадратам. Вот как он описывает один из городов севарамбов:

Во всем городе, имевшем в окружности более четырех миль, было семьдесят шесть таких домов» [1].

Назывались эти гигантские человеческие муравейники осмазиями и составляли отдельную общественную ячейку, нечто вроде специализированной корпорации — ремесленной или сельскохозяйственной.

Впрочем, иноземцам, пожалуй, было бы интересно прогуляться по широким прямым улицам города севарамбов под балконами домов на высоких железных столбах, увитых зеленью. Летом, скрываясь от палящего зноя, жители натягивали между балконами белые полотна — город надевал лёгкие и просторные одежды. Во внутренних дворах четырёхэтажных осмазий высаживались цветочные клумбы и устраивались фонтаны.

«Вода для фонтана стекает с крыши, куда она поднимается для того, чтобы в случае пожара тушить огонь, и оттуда расходится по всевозможным устроенным для этого трубам по ваннам и на другие нужды во все помещения и, наконец, в фонтан цветника. Улицы города можно мыть когда угодно и при желании напустить воды на три фута, что является редкостью для такого высокого и совершенно не болотистого места. По крышам осмазии можно пройти и обойти всё кругом, а также и полить всё кругом водой».

Какой контраст с реальной историей Австралии! Британия, отправляя за океан колонистов-каторжников, почти ничего им не давала. Место в клетке на корабле, похлёбку с червями и бескрайние просторы не знавшей плуга земли на краю света. «Государство ничего вам не должно!» Но с другой стороны: думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.

Всякий севарамб, имея в чём-либо нужду, обращался к должностному лицу и получал нужный товар (если, конечно, чиновник сочтёт его действительно нужным). Сами чиновники имели весьма значительные привилегии: они жили в лучших комнатах, получали лучшее питание и лучшую одежду, могли иметь не одну жену, а нескольких и закреплённых индивидуально за ними рабов.

Дени Верас объяснял необходимость в рабах (их захватывали во время военных походов) просто: труда самих севарамбов не хватит прокормить собственную страну. Ещё в XVII веке он понимал, что «свободный коммунистический труд» надо дополнить принудительным, иначе неизбежно возникнет нехватка товаров. Да и невольницы всегда пригодятся:

«Вечером, часа через два после ужина, нас привели в большой зал, где мы увидели пятнадцать молодых женщин, ждавших нас. Большинство из них было хорошего роста, полные, одетые в пёстрые полотняные и бумажные платья, их чёрные волосы были заплетены в косы, спускавшиеся по плечам. Мы были несколько удивлены, что они стояли все вместе, выстроившись в ряд, не зная, зачем они здесь находятся. Сермодас, взяв слово, стал мне объяснять: «Вы удивляетесь, Морис, что видите столько молодых женщин вместе и не знаете причины. Я даже уверен, что вы поражены, как они выстроились в ряд и что одежда их отличается от одежды других женщин, у которых обычно на голове покрывало. Так знайте, что это невольницы, пришедшие сюда, чтобы служить вам».

Пёстрые одежды наложниц не просто так отличались от обычной одежды севарамбов: в их обществе «цветовая дифференциация штанов» играла особую роль.

В реальной истории Австралии был свой эпизод с невольницами (или, вернее, с каторжанками). Французское правительство отправило к берегам Австралии экспедицию во главе со знаменитым капитаном Жаном-Франсуа де Лаперузом — тем самым, в честь которого назвали пролив между Хоккайдо и Сахалином («А я бросаю камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза» [2]).

24 января 1788 года французское судно вошло в Ботани-Бей на австралийском побережье, где уже обустроилась английская колония.

«Появление Лаперуза взволновало ссыльных, увидевших реальную возможность бежать из того казавшегося им гибельным места. Группа заключённых обратилась к французскому капитану с просьбой взять их на корабль. Они обещали за это привести с собой самых хорошеньких женщин из числа каторжанок. Лаперуз отказал англичанам.

И, как оказалось, зря! Женщина на судне — примета плохая. Корабль Лаперуза покинул Ботани-Бей и больше его никто не видел. Понадобилось сорок лет, чтобы узнать о кораблекрушении близ острова Ваникоро в Тихом океане. Часть экипажа злополучного корабля спаслась и прожила вдали от морских дорог на безвестном острове среди аборигенов до самой смерти. Увы, прибывшая спустя четыре десятилетия экспедиция их уже не застала. Спаслись ли в том кораблекрушении красавицы-каторжанки, неизвестно.

Из квадратных городов севарамбов никаким красавицам бежать бы не удалось: страна жила за железным занавесом, опасаясь тлетворного влияния Запада.

Однако среди порочных людей часто встречаются люди с большими способностями или к политике, или к наукам, или же к искусству, и Севариас находил неправильным, избегая их пороков, пренебрегать их достоинствами и оставлять без внимания хорошие примеры и полезные изобретения, которые можно позаимствовать у китайцев и у других народов вашего материка. Поэтому он распорядился, чтобы было введено широкое преподавание персидского языка, и время от времени в Персию посылались люди, уже хорошо изучившие язык, а оттуда они могли ехать путешествовать по другим странам и отмечать всё значительное для того, чтобы из этих наблюдений можно было извлечь всё ценное и полезное для применения среди нашего народа. Это выполнялось всегда — с самого начала существования государства и до нашего времени.

И таким образом, при помощи людей, которых мы посылаем в Азию и Европу под видом и в одежде персов, мы время от времени узнаем всё, что происходит среди наиболее известных наций вашего континента, знакомимся с их языками и пользуемся всеми познаниями в науках, искусстве и обычаях, которые, по нашему мнению, могут способствовать благосостоянию нашего государства».

Три с половиной века — немалый срок.

Но невероятным образом он предсказал несколько вещей, ставших реальностью на практике: необходимость принудительного труда при коммунизме, железный занавес, промышленный шпионаж и неизбежную иерархичность общества распределения, когда чиновники становятся отдельной кастой.

Даже в рамках ментальной утопической модели ему не удалось выстроить логически безупречную модель высокоморального общества всеобщего равенства» [4].

Самое же удивительное, что всё это французский мыслитель считал нормальным и естественным. И всё же, всё же… Сквозь весь этот догматический бетон квадратного коммунизма в повествовании француза время от времени пробиваются человеческие нотки:

«Как только окончились маневры, на середину между двумя фронтами вывели трёх юношей, которых застали в лагере девушек, куда они отправились ночью, чтобы повидаться со своими возлюбленными; они уже перешли заграждение, когда их поймали. Они так и не назвали имён девушек, к которым они шли, хотя было сделано всё возможное, чтобы заставить их говорить, и пожелали одни подвергнуться наказанию, накладываемому дисциплиною за такого рода проступки, не вмешивая своих возлюбленных, которые понесли бы то же наказание, если бы их удалось обнаружить.

Они были безоружны, босиком и с непокрытой головой и прошли так между двумя фронтами.

Преступники должны были пройти между ними, и каждая из девушек ударяла их; ударить больше одного раза им не разрешалось, но и этого было бы достаточно, чтобы причинить сильную боль бедным любовникам, если бы каждая из них ударила сильно, но большинство били так слабо, что было видно, что они совсем не были так разгневаны, как делали вид вначале».

Да, а что же колонии в реальной истории Австралии?

По некоторым данным, в современной Австралии порядка 20% белого населения является их потомками. Поначалу они жили очень худо: голод и нищета первых лет, банды, тяжелейшие условия труда, зависимость от привозных продуктов. Но их общество было открытым и — вот ведь парадокс! — это позволило потомкам каторжников построить жизнь куда более привлекательную, чем в закрытом государстве севарамбов. И здания в австралийских городах есть на любой вкус и любой формы: и квадратные, и круглые, и пирамидальные, и трапециевидные, и вовсе не понять какие.