Отрезанный ломоть.
Зоопарк возвращает лосей в лес

Наяву сюжет этот не столь живописен, как в мультфильме «Мадагаскар», ну так и жизнь не мультик. И звериное счастье — штука такая же тонко-хрустальная, как и счастье людское.

У зоозащитников-радикалов есть фирменная мечта: закрыть все цирки, все меховые магазины, а обитателей зоопарков всем скопом вернуть в дикую природу. Зоозащитники-реалисты осторожно переспрашивают: «А как быть с краснокнижными животными?» Зоозащитники с прокачанным сарказмом уточняют: «Экзотических животных будем возвращать в природу по месту расположения зоопарка или их всё-таки до африк и австралий довезти?» А зоозащитники-тролли призывают вернуть крабам все их палочки.

Есть подозрения, что зоорадикалы и сами-то не сильно верят в реалистичность своего требования. Но звучит, согласитесь, мощно, наотмашь. Потому от июльского события в Сузунском заказнике энтузиасты тотальной свободы животных могли бы получить разрыв всех своих бережно вышитых хоругвей. Тут, в заказнике, выпускали в дикую природу зоопарковских животных. А именно — лосей.

Лосей, рождённых в зоопарке, в Сузунский заказник выпускают уже третий год подряд. Первым был молодой самец, в следующие годы лосиную популяцию пополняли уже парами. За три года — пять животных. Впрочем, эта популяция и без городских лосей немаленькая — около 450 особей. Пополняют её зоопарковские лоси, подросшие за год. Нынешние новосёлы Сузунского заказника родились 9 мая 2020-го.

Как пояснил заведующий сектором копытных Новосибирского зоопарка Александр Филиппов, кандидаты на переселение в заказник никаким специальным образом не выбираются — это просто любые подросшие представители прошлогодних помётов. Популяция лосей уже несколько лет больше экспозиционных потребностей зоопарка, потому он уверенно делится с природой своими питомцами.

Выглядит этот процесс не совсем так, как в сентиментальных «гринписовских» фильмах. Никаких там «Беги, теперь ты свободен!». Ибо бежать лосю как раз противопоказано. Ничего хорошего из этого бега не выйдет. Сначала лоси, привезённые в бор в деревянных контейнерах, помещаются в акклиматизационный загон. Загон с оградой из длинных брёвен — это восьмигранная поляна между сосен. Слегка похоже на знакомое лосям пространство в зоопарке, только без зрителей. Впрочем, гости у лосей будут — специалисты заказника будут навещать.

Кстати, лосятник нашего зоопарка как раз тем и хорош, что его натуральный лесной простор уберегает лосей от формирования «клеточного» сознания. В свою очередь, ограда акклиматизационного загона помогает смягчить стресс переезда. Животное, взволнованное радикальным перемещением в незнакомую среду, может впасть в судорожное бродяжничество и пуститься в буквальном смысле куда глаза глядят. Нет, не в поисках родного зоопарка, как в мультфильме «Мадагаскар» (лосям память места в такой степени не присуща), а просто наобум. Лось в подобной прострации — лёгкая жертва всяких неприятностей (от браконьеров до трясин и автотрасс). В общем, лось — животное впечатлительное и чуткое. И после переезда ему ещё нужно успокоиться. Загон как раз и даёт такой успокаивающий «гнездовой» эффект.

К слову, успокоение — потребность ненадуманная. Ибо даже для человека путь до заказника — приключение головокружительное в самом буквальном смысле. По-городскому, в нарядном корейском грузовике лоси едут из зоопарка до аккуратного посёлка со вкусным именем Виноград. Там контейнеры с ними переставляют в кузов нахмуренного УАЗа. И уазик, мужественно тараща фары, пускается в забег по лесной дороге.

Ну, как по дороге… Горожанину придётся пересмотреть все словарные коннотации этого слова. Ибо в уютном словосочетании «лесная дорога» тут нет никакого шишкинско-левитановского «мимими». Если растянуть в одну линию на полтора часа езды американские горки сотни луна-парков, это и будет главным впечатлением путника. Уазик, сердито ревя, вздымает до самой своей крыши мутно-серебряные крылья из глубоких луж, взлетает на крутые пригорки и почти отвесно ныряет с них. Ветви хлещут отважный автомобильчик по лобастой башке, а он, почти одушевлённо упрямый, летит в пространстве, где почти смешались горизонтали и вертикали. Смешались в сто оттенков зелёного. Что там в эпоху Киплинга чирикали про зелёную феерию сельвы? Да они июльского сибирского леса не видели — вот где многостраничный каталог зелёного!

Человеков в уазиках это цветовое богатство отлично отвлекает от глубокого вестибулярного шока. А вот лосям отвлечься в принципе нечем — они-то едут в тёмных контейнерах, перехваченных тугими стропами. И на какие мысли их наводит этот брутальный эко-луна-парк, остается только гадать. Каково парочке было в той поездке, понятно по прибытии к загону. Оба новосёла… э-э-э… обильно описались. Но осуждать их за это ни у кого язык не повернётся. Во-первых, они лоси. И им дорожный политес не указ. Во-вторых, пассажирам уазика их чувства вполне понятны даже после поездки в салоне. А теперь представьте тот же самый маршрут. Только стоя, в кузове, в тёмном ящике на стропах.

Впрочем, лоси своим обусловленным конфузом вовсе не смутились, а деловито направились к охапкам заготовленных для них веток — заесть дорожный стресс. И заели, кажется…

— Как бы ни был близок к природе зоопарковский лосятник, у животных, рождённых и подросших в нём, всё-таки «городское» сознание, — поясняет Александр Филиппов. — Люди для такого лося — или комфортный визуальный фон, или поставщики лакомств. Ну, с этим мы, конечно, боремся. Потому что в числе угощений может оказаться опасный для лося продукт или вообще какая-нибудь безумная вещь вроде обёртки от мороженого. Как бы то ни было, человек в предметно-образном ряду зоопарковского лося числится неким безопасным элементом. В природе же столь беззаботное восприятие человека — фактор огромного риска для животного. Поэтому важная составляющая натурализации — отвыкание от людей, наработка здоровой пугливости.

У лосей-новосёлов в заказнике довольно разнообразное соседство — косули, барсуки, лисы, бобры. С сопредельных территорий, случается, и медведи заходят. Впрочем, для лосей опасен не столько медведь, сколько «фоновый элемент» из прежней жизни — человек.

— Заказник — охраняемая территория, где не может быть охоты, — подчёркивает Александр Филиппов. — Любое появление там с оружием — уголовная статья. Но у заказника нет физически формализованных границ — заборов каких-нибудь или сеток. Есть обозначение табличками. Но это, сами понимаете, не преграда для браконьера. Преграда — разве что сами сотрудники заказника, их самоотверженность. Например, в прошлом октябре поймали целую браконьерскую банду из местных, на совести которой 14 лосей. До сих пор идёт суд и над браконьерами, пойманными ещё в 2015 году.

В общем, возвращение в дикую природу — философичное такое счастье для животного. С одной стороны — простор, свобода, поле приложения рефлексов и инстинктов. С другой — сфера риска, где человек теперь — отнюдь не умилённый зритель, а главный источник опасности. Главный хищник, так сказать. Похуже медведя. Впрочем, свобода вообще штука причудливая и многогранная. Мы, люди, и сами-то в ней до конца не разобрались…