Осколки великой реальности

Что ещё за стереофотография? Мы привыкли, что эпоха стерео началась в середине творческого пути The Beatles — как будто только вчера. Но это в звукозаписи. Стерео в фотографии заполнило умы любителей технологических новшеств ещё в XIX веке. Дореволюционная Россия не исключение. Любительские фотографии того времени привычно было рассматривать через специальное устройство — стереоскоп. Снимали тогда — как и сейчас — всё подряд: городские сюжеты, пейзажи, зарисовки из путешествий.

«Всё началось со случая, — рассказывает Дмитрий Новиков. — Десять лет назад, готовя к печати научный сборник к 90-летию начала Русско-японской войны, в московском издательстве «Три квадрата» обсуждался вопрос об иллюстрациях к этому тому — хотелось дать малоизвестные фотографии с обеих сторон фронта. С японской стороны это оказалось не так сложно — благодаря интернету нашли возможность отсканировать бумажные стереофотографии фирмы Underwood & Underwood начала ХХ века. Однако с русскими фоторепортажами была большая проблема. Я как один из авторов издательства «Три квадрата», совершенно случайно оказавшийся в этот момент в нужном месте в нужное время, подключился к разговору. Дескать, что за проблема? Мой прадед в 1904 году был в Порт-Артуре и снимал город во время военных действий. Фотографии его целы. Так фотоархив Сергея Васильевича оказался предметом изучения».

Невероятно, но сохранилось довольно много хрупких стёклышек — они пережили революцию, гражданскую войну, годы репрессий, бытовали в подвале, переезжали с одной коммунальной квартиры на другую… А личные истории держателей архива и вовсе трагические. Челноков умер в эмиграции, его сын был репрессирован и расстрелян в 1944-м в одном из лагерей, все записи фотографа, сопровождающие стёкла, исчезли. Архив стал немым сиротой, возможно, потому и выжил.

«У нас пока нет представления о полном масштабе фотоархива, — продолжает Дмитрий Новиков, — отдельные фрагменты которого могли где-то сохраниться, поскольку, увы, единственный обнаруженный комментарий из письма к художнику Остроухову о пересылаемых фотографиях для Третьяковки относится к фотографии, которая сама пока так и не обнаружена.

Вот эта запись. Сергей Васильевич Челноков пишет на бланке торгового дома «К. Шапошников и М. В. Челноков» Илье Семёновичу Остроухову: «При сем фотографии. Снимок с картины плох. Лучше этого он и не выйдет на простых пластинках. Бюст плохо напечатан и дурно декорирован — это горе поправимое…» 10.02.1892.

Где, сколько и что он снимал? В самом фотоархиве существуют огромные хронологические пропуски, словно фотограф забывал про свои фотоаппараты на несколько лет, а потом вдруг навёрстывал упущенное, непрерывно снимая. Случайный или неслучайный снимок в альбоме, на котором запечатлён другой фотограф эпохи Пётр Веденисов, снимавший в Крыму свои изумительные автохромы? Что их связывало, была ли у них переписка, с какими ещё фотографами он был знаком? Всё это — предстоящая исследовательская работа».

Сегодня архив фонда состоит из более чем полутора тысяч стеклянных диапозитивов и негативов (преимущественно стереопары) и серии цветных диапозитивов в технике автохром — все периода с конца 1880-х по 1917 год. К этому прилагается проекционный аппарат Taxiphot с кассетами для просмотра стереопар малого формата, купленный Челноковым на Всемирной выставке в Париже в 1900 году, а также три огромных альбома с вклеенными авторскими фотоотпечатками.

Искусство или публицистика? Искусствоведы воспринимают работы фотолюбителей столетней давности всерьёз. Впрочем, как ещё относиться к хобби великих. Скажем, к стёклам инженера Шухова, автора разбросанных по всему СССР легкоузнаваемых башен. Да, он тоже стремился запечатлеть исторические события — тут вам и последствия декабрьского восстания 1905 года, и разрушенная во время кровопролитных боев Красная Пресня, и госпитали, принимающие раненых с фронтов Перовой мировой. Пользовался он фотографическими возможностями и в сугубо научных целях. В коллекции есть и стереофото, на которых Шухов старался передать эффект движения через трёхмерное изображение. Но самое удивительное — целый корпус портретов своего окружения. А ведь в стереофотографии бытовал негласный запрет на съёмку крупных планов!

Шухов, понятно, на особом счету. Но есть и другие — скажем, братья Пётр и Михаил Ниловичи Второвы, племянники владельца крупного Торгового дома «Н. А. Второв и сыновья», чей особняк в Москве известен теперь как Спасо-Хаус. Михаил Нилович увлёкся стереофотографией в 1910-м, быстро «пересел» с простенького «Глифоскопа» на «Вераскоп». Это уже серьёзный аппарат с 12-кассетным магазином для стеклянных пластинок. В 1915-м камера оказалась у старшего брата Петра, с ней он отправился на войну. Пётр Нилович был не так погружен в искусство, как Михаил. Его пьянила сама возможность зафиксировать окружающую реальность. В объектив его «Вераскопа» попали боевые офицеры и бравые солдаты, хорошенькие сестры милосердия, первые самолёты и военные автомобили — с фронта Пётр привёз богатую коллекцию стереонегативов.

Михаил тоже своё увлечение не бросил — снимал поездки на охоту и отдых на озёрах Селигер и Сенеж, южные курорты вроде Крыма, Кавказа и Кисловодска. Даже за границей, будучи в командировке в Германии и Италии, он не прекращает погоню за хорошими кадрами. Последние стереоснимки Михаила датированы 1948 годом — он пользовался камерой буквально за несколько месяцев до смерти. И многие стёкла сохранились!

Перебирая «личные дела» статусных любителей стереофотографии, неизбежно возвращаемся к Сергею Челнокову. Он не просто был увлечённым пользователем, но и слыл экспериментатором и новатором. В числе прочего он увлёкся цветной фотографией. Сохранился фирменный деревянный ящик, специальная упаковка, с 50 цветными диапозитивами в технике автохром — это заметно больше, чем всё собрание автохрома в Политехническом музее. Главные темы — портреты членов семьи и известных людей, пейзажи, натюрморты и костюмные сцены, эксперименты с репродукциями картин. Особенно интригуют единичные цветные стекла как бы с растровым цветным изображением, аналогов которым найти пока не удалось. Видимо, автор сам производил эксперименты с химическим составом фотоэмульсий, искал истину в дружеских спорах с ботаником-систематиком и флористом Дмитрием Сырейщиковым и коллегами-фотолюбителями.

Все названные авторы интересовались большим искусством и тяготели к нему. Любители следовали образцам американца Стиглица или уличной парижской фотосъёмки Эжена Атже, жанровой фотографии Карелина и Дмитриева.

В эбонитовых коробках, вставляемых в стереоскопическое устройство и рассчитанных обычно на 25 стекол, каждое новое изображение просто развивает историю дальше. Получается своего рода кино богатой яркой жизни, в которой чего только не намешано. Причём всё это подано в трёхмерном, как сказали бы сейчас, варианте.

Дмитрий Новиков формулирует аналитически. За десять лет поисков, спасения и демонстрации стёклышек он насквозь пропитался ассоциациями с искусством своего деда — теперь он всюду находит упоминания стереофотографии.

Пруст в «Поисках утраченного времени» ругает её, выводя как символ пустого развлечения. Крупнейший американский искусствовед Розалинда Краусс, напротив, считает, что шкаф стереофотографий — это «целый мир в вашей уютной квартире».

В начале XX века серии с экзотическими видами и архитектурными достопримечательностями, публикуемые огромными тиражами, позволяли пережить эстетические открытия, не покидая дивана, не тратя состояние на утомительные и опасные путешествия. Стёклышки легко стирали барьер между реальным и почти что вымышленным. Зрители вольны сами были выбирать себе сценографию мечты. О значимости «машины по производству воспоминаний» писал искусствовед начала прошлого века Александр Иванов в своём рассказе «Стереоскоп»:

Кажется, стереофотография при всей своей простоте и понятности (с позиции жителя XXI века) была этакой сверхспособностью людей прошлого, научно и поэтически расширяющей физиологические и ментальные возможности человека. Этакая галлюцинация, в которой больше достоверности, чем в обыденном и привычном. С её помощью жизнь «нехудожников» становилась вполне богемой и остросюжетной.

«По-видимому, всё дело в том, что стереоскопическая фотография всегда была только любительской и никогда не использовалась для профессиональной студийной или репортажной съёмки, — рассуждает Дмитрий Новиков. — И это одна из причин её странного забвения у нас в стране, если мы сравним ситуацию, например, с европейскими музеями. Но именно как любительская фотография, которая снималась из самых разных побуждений — от документирования и ведения визуального дневника путешественника или офицера и до экспериментирования с изображением и движением в трёхмерном пространстве, стереофотография оказывается огромным, пёстрым полем фотографического прошлого, исследование которого можно начинать с самых разных сторон, что только ещё предстоит».

Обаяние стереофотографии испытали на себе очень разные люди: врачи, предприниматели, инженеры, меценаты. В них чувствуются и энергия брожения начала XX века, и кипящая предприимчивость (многие были купцами), разгоняющий тоску повседневности авантюрный дух. Их пьянила и завораживала возможность запечатлеть время больших перемен — революции, войны, технологических открытий и социальных перемен.

Любители почти не делали постановочных снимков, представляя на наш суд подлинные эмоции от соприкосновения или даже от столкновения с новым миром. «На этих фотографиях мы слышим голос русского интеллигента, стремящегося говорить прямо, исходя из убеждений и веры в человеческое достоинство», — уверен Дмитрий Новиков.