И никаких гвоздей. Как спектакль о строительстве дома становится остросовременным высказыванием

Я честно признаюсь, что смотрел первый премьерный показ очень невнимательно — мозг и весь организм были настолько ошарашены случившимся за сутки до этого, что полностью погрузиться в происходящее на маленькой сцене было невозможно.

Внимание блуждало, выхватывая отдельные элементы: визуальный минимализм очень красивой картинки — большой, во всю сцену, прямоугольный неглубокий бассейн, в который сверху капает вода, три актрисы на высоких табуретах за бассейном, выхватываемые конусами направленного света, за ними — металлическая стена, на которую проецируется текст.

Медитативный рассказ о том, как героиня сначала выбрасывает на помойку весь накопившийся хлам, отдирает старые обои, покупает новые стройматериалы в магазине «Русь» и находит старые на свалке, вкручивает шуруповёртом саморезы и пилит ножовкой плиты ДСП, перекрывает пол и укрепляет стены, испытывает усталость и жажду, ходит купаться, на премьере воспринимался как умиротворяющий способ релаксации.

Действительно, я не раз слышал от знакомых, что их излюбленный способ расслабиться чуть ли не до просветления — смотреть какое-нибудь видео о строительстве нового дома или перестройке старого жилища на «Ютубе». Не случайно эти видео пользуются бешеной популярностью — даже если зрители сами ничего не строят и не ремонтируют, да и молоток в руках держат неуверенно.

Да, наша страна в последние годы переживает бум строительства и ремонта — благо недостатка в разнообразных материалах, прежде недоступных, на любой вкус и кошелёк сейчас нет — магазины «Леруа Мерлен» с неограниченным выбором представлены в любом крупном городе.

Перечитывая задним числом текст пьесы и вспоминая спектакль, начинаешь понимать, насколько актуально и до боли современно выглядит каждая деталь. Например, короткое упоминание о том, что вся семья героини — одни женщины: бабушка, мать и она сама. Об отце упоминаний нет — есть только дед, этот «шалаш» когда-то построивший… И такой разрыв в поколениях, как и безотцовщина, не то что типичен, но и символичен для нашего общества, где мало того что женщины составляют большинство, но и большинство самое активное, здоровое, цементирующее и вывозящее страну в трудные времена.

Вся пьеса — это соединение очень точных и неслучайных деталей, складывающихся в портрет людей во времени и месте, здесь и сейчас. При всей конкретности каждая мелочь вырастает в этом тексте до размеров символа.

Ну, например, перечисление вещей, которые героиня вытаскивает на помойку, прежде чем начать реновацию шалаша. Она выносит старый диван, комод, коробки, лавку, книги, неработающий телевизор, барабан, ночной горшок, матрас, бидоны, метровую скульптуру керамического ежа, икону, иконку, календарь 1998 года, отодранную от стены каракулевую шубу, драповое пальто, драповое пальто с лисьим воротником, ещё несколько пальто и шуб, огромного плюшевого медведя в вязаном жилете, стопку пластинок, ковёр, кастрюли, карту мира, картину в раме, тюль, зеркало в раме, игральные карты, пустую винную бутылку, скатерть, противогаз…

Отдельная тема, вплетённая в общий сюжет, — телостроительство, то, что в мужском варианте звучит куда примитивнее и одномернее — бодибилдинг.

И в нашем мире, где физические усилия работы сводятся все больше к манипуляциям компьютерной мышью или движениям пальцев по трекпаду, такое напоминание о труде, о его трудности, становится основой, фундаментом, что ли, другого отношения к жизни.

Режиссёры, поставившие спектакль, Ангелина Мигранова и Родион Сабиров — актёры по профессии, десять лет назад основавшие в Казани независимый камерный театр «Театр. Акт». В их репертуаре за это время были постановки по классическим текстам театра абсурда («В ожидании Годо» Беккета и «Лысая певица» Ионеско), по пьесам Ивана Вырыпаева, МакДонаха и Ануя, Брехта и Осборна.

В последнее время они всё больше уходят в сторону спектакля-перформанса. Например, в замеченном «Золотой Маской» перформансе OVERTIME о переработке и профвыгорании, где они в течение 16 часов ходили по кругу, укатывая садовым катком свои же собственные следы. При этом спектакль был показан в Иннополисе — построенном рядом с Казанью «городе будущего».

Или спектакль Homo Digitalis, в котором они исследовали, так сказать, цифровое будущее.

Спектакль «Плотник» появился в репертуаре «Первого театра» в результате прошлогодней лаборатории «Во-первых, отношения», в которой Ангелина и Родион принимали участие. Лаборатория исследовала в том числе и гендерные стереотипы — и поэтому в результате для постановки спектакля была выбрана пьеса Лидии Головановой, в прошлом году вошедшая в шорт-лист фестиваля «Любимовка».

В этой пьесе, написанной автором на основании своего опыта, как раз затрагиваются и разрушаются эти самые гендерные стереотипы.

В самом деле, если у нас президент страны во время работы в студенческом стройотряде получил удостоверение плотника 4-го разряда (этот не очень известный факт обнародовали во время обсуждения спектакля), почему эту профессию закрывать от женщин?

Все эти смыслы, заложенные в текст (доля русской женщины, которая и коня остановит, и в избу известно какую войдёт, гендерная предвзятость, физический труд), спектакль проявляет не плакатно, не в лоб и в упор, а исподволь, буквально по капле, наполняющей бассейн. Роль трёх молодых актрис, превративших этот текст в некий вариант оратории для хора, нельзя переоценить — они его читают то как стихи, то как прозу, то убаюкивая зрителя, то взбадривая, не превращая медитативность в монотонность, причём каждая вносит свою интонацию, свою мелодику в этот хор.

Важно и ещё вот что.

Часть этого результата можно наблюдать в фойе — доска с вколоченными по шляпку гвоздями, образующими разнообразные фигуры. В том числе и сердечко. Представьте — железное сердечко, образованное вбитыми гвоздями.

И вот эти не вошедшие в спектакль гвозди ещё сильнее формируют контекст и фон. Я, например, вспомнил прочитанную в далёком детстве книжку с забытым названием (но выпущенную, уверен, Западно-Сибирским книжным издательством, потому что действие разворачивалось во время Отечественной войны в Сибири), в которой главный герой, мальчик лет десяти, работал на оборонном заводе — ему доверили сколачивать ящики для снарядов.

Я, помню, был под большим впечатлением от книги и тоже освоил это искусство — на всякий случай.

Но это мои личные ассоциации, связанные с гвоздями. Общие, безусловно, знакомые каждому, — строчки из «Баллады о гвоздях» Николая Тихонова, ставшие символом несгибаемости и непобедимости советского человека: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».

Об этой мифологеме — люди-гвозди — можно написать трактат, да он и написан, уверен. От этих гвоздей рукой подать до винтиков и шурупчиков в большой государственной машине и прочих тезисов о расходном материале… Важно то, что в тело спектакля эти гвозди не вбиты, он сделан, как образцы древнерусского зодчества, без гвоздей. В рифму к этому и текст, проецируемый на стену позади актрис. Он имеет к пьесе непрямое отношение, но даёт какое-то дополнительное измерение. Это выглядит примерно так: «Вторая буква слова «плотник» — «Л», название в старославянской азбуке — «люди»… Ну и так далее. Обо всех буквах, из которых состоит название спектакля. И как ни удивительно, это тоже добавляет действу смысловых обертонов.