Моё время — цветное

— Конечно, от родителей, от моего отца — Сергея Осиповича Омбыш-Кузнецова. Он был известным журналистом и писателем. А его отец якобы воспитывался в двух семьях — родители рано умерли, и его взяла на воспитание другая семья.

— В 6 лет я оказался в Москве: мы с мамой отправились к моему отцу, который учился там в Высшей партийной школе при ЦК КПСС.

— Не всё запомнилось, хотя… Во Дворец пионеров я попал к пожилому руководителю художественного кружка по фамилии Иванов. Своих подопечных он всё время заставлял рисовать чучела птиц с натуры. Я уже готов был бросить, но через пару месяцев Иванова сменил Михаил Павлович Гнусин. Он всю свою жизнь посвятил детскому творчеству — преподавал в изостудиях во Дворце пионеров и в клубе Пичугина. У него занимались многие новосибирские художники — Владимир Гранкин, Анатолий Сляднев, Наталья Толпекина, а также те, кто позднее стал архитектором, скажем, Марина Колпакова. Многие серьёзные люди прошли школу Михаил Павловича. С ним мы, конечно, птиц не рисовали — взялись за композиции. Одна из таких композиций стала для меня событием. Картинка была про строительство Академгородка. Можно сказать, тогда я сделал первые шаги в разработке производственной темы.

— Поскольку я жил в центре, а Грицюк почти каждый день ходил на этюды, я из-за его спины смотрел, как он работает, а лично познакомился с ним, когда учился в 10-м классе. Спасибо отцу, главному редактору книжного издательства, вокруг него был такой художественный водоворот.

— Я в то время жил уже на Серебренниковской, часто ходил в картинную галерею. Представьте, тогда как раз открылась выставка итальянского художника Ренато Гуттузо!

— Как-то рядом с выставочным залом мы встретились с художником Аврутисом. Он шёл в гости к Грицюку и позвал меня с собой, вот так запросто. Я в то время уже видел в выставочном зале Союза художников (сегодня на этом месте Художественное училище) работы Николая Демьяновича Грицюка, посвящённые Новосибирску. И меня зацепило. Я даже начал бегать по тем же местам, чтобы нарисовать свой вариант города.

Так вот, когда мы пришли в мастерскую к Николаю Демьяновичу, он только что приехал из Переславля-Залесского, привёз серию, которая позже стала знаменитой. Можно сказать, мы были первыми зрителями! Сейчас в такое везение трудно поверить. Но тогда художники были другие — или люди в целом.

— К Василию Кирьянову. Этот монументалист многое сделал для Новосибирска. Возможно, с тех пор у меня какая-то особая любовь к монументальному искусству. Даже когда мы сдавали большие живописные работы — о них писали «монументальное панно». Наверное, они были правы, раз уж нам была уготована судьба монументалистов.

Заходили на чай к замечательному художнику Виктору Семёнову, его сейчас мало кто помнит в Новосибирске. К сожалению, он быстро уехал на свою родину, в Питер.

— За выставку я получил большую золотую медаль «Артека». Время было замечательное — к нам приезжали актёры, художники, космонавты… Там же я начал писать портреты своих товарищей. Кажется, у меня до сих пор сохранился портрет Авангарда Леонтьева, ныне известного актёра театра и кино, народного артиста РФ, лауреата Государственной премии РФ. Мне вообще в жизни везло — я встречался с хорошими людьми.

— Ну почему же!

— Менялась, но не очень сильно. В картинах я всегда использовал серый, красный и синий цвета. Сразу вспоминаю свою первую работу, которую я сделал в доме творчества «Сенеж», — с неё я уже считаю себя живописцем. Это 1974 год. Руководителем у нас был Николай Ерышев, замечательный советский художник из Оренбурга. А пригласил в «Сенеж» меня и Бухарова Игорь Павлович Обросов. Тогда я первый раз на холсте работал — до этого только бумага, акварель, темпера. А ведь я уже и в Союз вступил! В «Сенеже» я сделал первую большую и, конечно, индустриальную картину на тему строительства Димитровского моста. Эта работа находится в фондах Новосибирского краеведческого музея. Недавно была на какой-то музейной выставке.

— «Сенеж» — это «фабрика звёзд» молодых художников, эта наша постоянная школа, где собиралась молодёжь со всего Союза. Всем было интересно, что у кого творится. Каждый день ходили по мастерским, разрабатывали свои темы. Так выросла целая плеяда хороших советских художников, которые до сих пор остаются лидирующими в нашем изобразительном искусстве. Два месяца мы работали, потом делали выставку, представляли комиссии из ведущих художников и искусствоведов страны. Помню, в 1976 году ЦК ВЛКСМ предложил нам с Бухаровым сделать панно к молодёжной выставке, которая называлась «Нефть Сибири». Потому что мы с Бухаровым каким-то образом каждый своими путями постоянно ездили на Тюменский Север и что-то там рисовали — к тому времени я уже познакомился с Омским нефтекомбинатом, на котором сделал много работ. Хотя это сложно было — секретное производство, куча справок, бумажек. А нашим коллегам Яковлеву Якову Яковлевичу и Наталье Толпекиной была предложена тема «Молодые учёные новосибирского Академгородка».

— Больше того, мы получили на всесоюзной выставке первую премию!

— Конечно. В новосибирском комсомоле искусством ведала Мария Ревякина — потом она руководила театром «Глобус», а сейчас в Москве. Это она организовывала выставки, заключала с художниками договоры. Один портрет передовика производства я даже в своём альбоме опубликовал — вполне нормальный портрет. Так что я бы не сказал, что всё было плохо. Мы жили и крутились в этой ситуации, выбивали командировки, участвовали в выставках, ездили к друзьям по всему Союзу — благодаря творческим дачам друзья и правда были буквально везде.

— Да, в художественном комбинате были подобные заказы, и я соглашался их делать. И неплохие картинки получались. Хотя бы потому, что нужно было провести их через художественный совет. А там всегда сидели злые взрослые люди, которые обязательно начинали критиковать.

Нас с Бухаровым довольно часто начали избирать в правление — кому-то ведь нужно было курировать молодых художников. И мы этим занимались с удовольствием — как раз в то время появились интересные плакатисты. Они быстро стали лучшими в России! Я даже один раз на своём горбу вёз выставку в Болгарию. Вот такую пачку оргалита через все границы...

— Да, но руководителем был скорее Владимир Мандриченко. Мосиенко, Таиров, Паршиков, кажется, тоже были в группе.

— Да, там я был в составе творческой группы из троих болгарских и троих советских художников. Прокатились по всей Болгарии на персональном автобусе, работали, общались, выставлялись. Я в СССР был, наверное, первым художником, кто использовал монтажный принцип, а в Болгарии такие художники были.

— Я ведь и сам легкоатлетом был. Первый юношеский, спринтер, бегал 100 и 200 метров. После первого курса института пришлось бросить — и травму получил, и заниматься нужно было много, не успевал каждый день на тренировки. Я тогда ещё всерьёз занимался поэзией. Ходил на литобъединение к Илье Фонякову. В то же время туда ходили многие новосибирские поэты, которые потом стали известными, — и Нина Грехова, и Нелли Закусина, и Саша Плитченко. И я что-то писал, участвовал в семинарах, отдавал свои стихи в печать... Для меня это увлечение было логичным, потому что отец литератор. Потом я благополучно это дело бросил, как перед этим бросил и спорт. Надо было серьёзно заниматься изобразительным искусством.

— Нет, остались только публикации в газетах, какие-то дипломы даже получал. Мы ходили на вечера поэзии с Овчинниковым, с Малышевым, выступали вдвоём-втроём в разных местах… Так что я ко многому прикоснулся… У всех моих друзей своя судьба сложилась, часто тоже богатая. Вот в институте мы «за одной партой» сидели с Яковом Яковлевичем Яковлевым.

— Самая грустная моя картинка — «Чёрная речка». Много лет к ней подбирался, и вот к юбилею Пушкина, наконец, сделал. Нарисовал Чёрную речку и плывущие по ней несколько гипсовых масок Пушкина. Не все оценили, но в Петербурге многим понравилось. Из чёрного у меня ещё была работа «4 на 3». В ней — чёрно-белые документальные портреты из комсомольского билета, из паспорта, с каких-то пропусков… Это, так сказать, моя личная эволюция.