Гонки по вертикали Янины Болдыревой
Tilda Publishing
КУЛЬТУРА
Антон Веселов

Стрит-арт, фотография, украшения – все грани художника, стоявшего у истоков «новой волны» сибирского протестного искусства.
Янина Болдырева: Стрит-арт, фотография, украшения – все грани художника, стоявшего у истоков «новой волны» сибирского протестного искусства.
Фото: Ковалевич Слава
Работы художника-монументалиста Янины Болдыревой, распечатанные на баннерной сетке, прямо сейчас можно встретить на улицах Владивостока в проекте «Синдром трепанга», реализованном при поддержке Goethe-Institut Nowosibirsk. Её совместная с Зосей Леутиной стена буквально только что украсила пространство Cubic в Новосибирске. Совсем недавно в мастерской Fab8 она напечатала серию «Режим чёрного неба» — работы из этой серии ещё можно купить. Весной Янина превратила в берёзки фрагменты свай возле карьера Борок. Наконец, её ждут стены Академгородка…
Жизнь как жест
— Уличное, монументальное, станковое — кажется, у нас они ценятся совсем неравномерно. К муралам до последнего времени — в отличие от толерантной Европы — вообще относились как к вандализму, особо не различая немного хулиганский леттеринг и изобразительное искусство. Ты относишься к огромному полотну так, словно это холст, натянутый на подрамник, и стоит он у тебя в мастерской. Благодаря участию художников твоего уровня в проектах «Графит науки» и «Окрашено» с 2016 года горожане научились ценить и любить уличную роспись. Для такого признания нужны были пробивная сила куратора и жертвенность художника, готового тратить силы и здоровье на чужое имущество, которое в любой момент может исчезнуть…
— Началось всё, конечно, раньше. Примерно в 2008 году, когда я уже заканчивала архитектурную академию. Почему-то уверилась, что я уличный художник, посмотрела в интернете, что народ делает. На нашей стороне тогда муралов мало было — в основном иностранные.

Граффити, леттеринг не слишком волновали — вдохновляли изображение, месседж, история, концепция. Я искала художественное высказывание, а не просто оттачивание своего стиля.

К тому времени у нас уже была команда «Так надо», которая везде писала «Так надо». И другие группы действовали. Обычно это были граффитчики, которые рисовали портреты своих девушек или Цоя. Наверное, все с этого начинают. Тот же Марат Морик делал первые шаги в Новосибирске, рисовал таких странных персонажей…
Театр оперы и балета НОВАТ представил премьеру сезона - опера «Тоска» Пуччини
Фото предоставлено Яниной Болдыревой
Но я была вне контекста — я не из этой среды, не из «параллельной культуры». Они просто бомбили стенки. Иногда «бахали» какие-то заказы, чтобы сэкономить краски и дальше бомбить стенки. Это замкнутое сообщество. В основном, они совершенствуются в стиле.

Кто-то вообще не умел рисовать, а потом начал делать скетчи, а потом пошёл на стенки, другие стартовали с букв, осваивая со временем объёмные буквы. Это субкультурная эволюция. А чем культура от субкультуры отличается? Культура не привязана к каким-то рамкам.
— Ты не хотела застревать в субкультуре?
— Из граффитчиков иногда получаются художники. Но я-то сразу хотела рисовать муралы. Как только мне пришло это в голову — я тут же нарисовала эскиз и сделала роспись на телефонной будке. Изобразила чувака с горящим домом на голове. Она была радостная по цвету, но посыл... Будочку, конечно, закрасили. Мы тогда не думали о социальных практиках — просто шли и закрашивали стену. В следующем, 2009-м, мы с одногруппниками решили отметить наш выпуск — нас ведь как раз учили монументальной живописи! И мы с азартом набросились на общественные пространства. Костяк этой группы продержался до 2012 года — Света Сикачева, Катя Никулина, Леша Острецов, Яна Козлова. Поначалу с нами работала Таня Филичева, но со временем мы что-то разошлись в эстетических воззрениях. Нашу первую стену мы тоже ни с кем не согласовывали.
Театр оперы и балета НОВАТ представил премьеру сезона - опера «Тоска» Пуччини
Фото предоставлено Яниной Болдыревой
У нас просто остались краски с каких-то коммерческих объектов, муж нашёл строительные леса, разработали эскиз и начали красить. Три дня красили, и три дня шёл дождь. Кошмар — шестеро художников на одной стене! Мы просто перекрашивали друг друга. Но в итоге у нас всё получилось.
Стена нового технологического уклада
— На старте вам наверняка не хватало технологий и знаний. Скажем, вы не пользовались проектором для переноса контуров на стену…
— Мы, конечно, знали про проектор, просто он тогда нам был не по карману. Мы начинали с благотворительных проектов. На «Интерре» (Международный инновационный форум. — А. В.) нам выделили денег. Мы подписались на шесть стен. Но краски остались — и мы отработали ещё три.
Театр оперы и балета НОВАТ представил премьеру сезона - опера «Тоска» Пуччини
Фото предоставлено Яниной Болдыревой
Перелом случился в 2011-м. Мы решили, что раз всё так хорошо идет, надо весь город привести в порядок. Да ещё и получать за это удовольствие деньги! Мы обошли всех застройщиков, администрации районов, архитекторов, побывали в мэрии. Только эффекта всё это не возымело — как в болото камень бросили.
— При этом стены красили, но совсем другие люди и совсем другими сюжетами…
— Наверное, то, что мы предлагали, было слишком авторским. Мы изо всех сил пытались со своим студенческим мышлением сделать хотя бы немножко конъюнктурные эскизы. Понимали, что это город, незнакомые люди… никаких горящих голов там уже не было! Но всё равно наши сюжеты казались сложными и странными. А у нас конструктивизм, рубленые композиции, какие-то заводы. Одним словом, нетипичная история.
— Кажется, стены — плевок в вечность. Но на практике срок их жизни зачастую намного короче даже графики, не говоря о живописи. Как тратить свою жизнь на то, что появляется вопреки и тут же может исчезнуть?
— Тогда, на старте, когда мы ещё были группой «Люди стен», мы занимались пропагандой. Дескать, посмотрите, что делается в Лиссабоне, в Амстердаме, в Берлине! И мы можем так же! А нам отвечали: «А зачем нам такое?» Со временем горожане стали чаще бывать за границей, насмотрелись, начали ценить. И вот тогда, году к 2015-му, назрело стрит-арт сообщество. К нам начали обращаться с заказами. Появилась такая своего рода культура стен.
«Графит науки»
— Основополагающим, сделавшим стены культурным достоянием проектом стал «Графит науки», мне кажется. Получается, художникам нужен был «таран» в лице депутата Натальи Пинус?
— У нас давно назрела потребность сделать фестиваль. Мы съездили на «Стенограффию» (Международный стрит-арт фестиваль в Екатеринбурге. — А. В.) и загорелись — нам тоже такой надо! Благодаря Наташе Пинус удалось и стены согласовать, и финансирование на краски найти. Кроме художников, в «Графите» участвовало больше 100 волонтёров, которые под руководством кураторов здорово справились со своими задачами, даже на сложных стенках. Потом мы и другие художники расписывали стены НГТУ-НЭТИ…
— Вы взлетели ракетами. Для меня абсолютный максимум даже не «Графит науки» и не фестиваль «Окрашено» в центре Новосибирска, а расписанные тобой брошенные казармы военного госпиталя. Кажется, после такого накала и художественной чистоты тему муралов можно закрывать — высокое искусство, всё очень серьёзно, доведено до абсолюта. К тому же стена аварийная, стена на слом, публика ограничена в посещении. И это повышает отдачу от антивоенного проекта, усиливает чувство потерянности и бессмысленности любого кровопролития. Так разве есть куда развиваться?
— Я хочу дальше продолжать! Да, про роспись на Воинской — проект получился не таким, как я его задумывала. Не поверишь, я хотела меньшего. Я планировала для презентации своей книги расписать стены, повесить туда картинки и устроить вернисаж. Когда я сделала две стены, я поняла, что фотографии сюда уже не принесу. Другой масштаб получается. Я набросилась на оставшиеся стены и сделала то, что на них увидела. Забыла о своём замысле и прагматизме. Меня правда очень волнует антивоенная тема. У меня в копилке ещё масса эскизов — надо их периодически реализовывать.
Графика натурной нереальности
— Когда мы говорим о живописи стен, мы понимаем, что это сильно препарированная реальность. В другой твоей ипостаси — в фотографии — ты уже препарируешь реальность. Запечатлённые объекты сильно отличаются от оригинала. Два пространства, две правды, которые натыкаются друг на друга, чтобы получилось объёмное искусство, целая история…
— Я давно начала фотографировать — в последнем классе школы. Но не сразу научилась. Хотя ощущение, что всё круто, со мной с самого начала — может, и сейчас я не очень хорошо снимаю. Фото предшествовало живописи. Да и рисовать не на стенах, а просто так я начала всего несколько лет назад.
До этого я бралась только за учебные работы, а в свободное время занималась фотографией и видеоартом. Получались и совместные проекты — скажем, с Александром Исаенко из Одессы. И это сильно затормозило мою «стенную историю». Как будто здесь и не жила несколько лет. По фотографиям моим ведь непонятно, где они сделаны. Кроме проекта «На всём белом». В нём спальные кварталы, Сибирь, есть за что зацепиться. Хотя это высказывание не географическое, а философское, немного антропологическое. Проект о том, что остаётся от людей. Я снимаю всегда так, чтобы человека на снимке не было. Мир ведь заполнен фотоисториями.
Часто фотографы выбирают визуальный сторителлинг, где есть проблема и персонаж. Обычно это социальные проекты, построенные на отношениях. Ближе всего к этой концепции подошел Женя Иванов в проекте «Мой друг музыкант». Он пронзительный. Но я такие истории не снимаю. Мне они не интересны. В 2014-м и 2015-м я не рисовала на стенах — подумала, ну что тут рисовать…
— Новая волна вдохновения пришла в 2016-м, вместе со стеной гаража и росписью в духе Малевича?
— Да, я тогда оттаяла.
Эмоции
— Что объединяет твои фотографии и стены — чувство оторванности, опустошённости города или общества, которое не даёт возможности человеку или сообществу полноценно развиваться. Только в фотографиях больше «кислотности» и искажения визуального, а на стенах — искажения «идеологического». То есть, всё как и должно быть, но какое-то опасное, хлипкое, «говорящее». Вечный саспенс…
— Сложно всё так обобщить. У меня отстранённая позиция как у художника — я препарирую, стараюсь найти какие-то взаимосвязи. И при этом мне часто говорят, что у меня очень эмоциональные работы. Существует мой внутренний художественный темперамент, который вылезает наружу. Создается впечатление, что меня разрывают изнутри какие-то противоречия. На самом деле там, внутри, есть и холодок, и отмороженность, и горячность. В этом и есть мой внутренний синтез, который объединяет все мои проекты.
— Мы упускаем из виду ещё одно поприще. Есть ещё третий вид искусства, который эти тяжёлые переживания, чувство разобщённости, приводит к добрым, уютным и теплым чувствам, — украшения. Собирая всё вместе — стены, фотографию и украшения, — получаем баланс противоположностей. Такое впечатление, что те люди, которые сильно переживали на стенной живописи и которых нет на фотографиях, переселились на украшения — и там уснули.
— Украшения — чисто коммерческий проект, приемлемый для меня. Если меня спросить: «Чем, Янина, ты хочешь зарабатывать?» Да вот этим! Покупают в Новосибирске редко — в основном заказывают из Питера, Москвы, из Америки… Бижутерия — очень утилитарная вещь. Женщины покупают её, чтобы украшать себя. Мужчины — чтобы украшать своих женщин. И редко — чтобы украшать и себя тоже. Я использую зеркало, дерево, рисунок. Получается очень честно. И многим нравится.
Фото предоставлены Яниной Болдыревой
— Как ты распределяешь роли между этими тремя видами искусства? Кажется, графика и фотография — для себя, стены — для разных, украшения — для всех.
— Я не развожу эти виды деятельности. Вопрос целесообразности. Зимой лучше делать украшения, летом — красить стены. Так и с книжками — я провожу с ними весну и осень.
— Расскажи ещё об авторской книге «Теплушка» — в ней так много всего намешано!
— Мне довольно сложно говорить о проекте. Во многом потому, что я работала с несколькими темами и пыталась увязать их между собой. Прежде всего, это тема инверсии происходящего.

С одной стороны, у большинства из нас, как правило, обычная спокойная жизнь, где что-то происходит, но мы более или менее справляемся, и всё, в общем-то, понятно. Но в какой-то момент — а этот момент есть почти у каждого в судьбе — происходит что-то немыслимое, шокирующее, и как бы дальше жизнь ни сложилась, она уже не будет прежней, ужас пережитого или переживаемого — это уже часть обычной жизни.

В этот момент человек перестраивается и живёт как бы в состоянии катастрофы, выживает психически, а иногда и физически, и вся его жизнь — подвиг и борьба.

Чтобы не сойти с ума, нужно создавать себе карту навигации в этом новом мире, нужно искать что-то, что важнее всего, какие-то точки отсчёта. Вот этими вещами я занимаюсь в «Теплушке». Ищу эти точки.
В книге, конечно, много отсылок и к постсоветскому, и к истории Сибири. Всё-таки это и есть то самое место выживания плоти и духа. Само название «Теплушка» товарный вагон, приспособленный для переправки людей, это и о чём-то военно-лагерном, и о том, как мало надо человеку для выживания. Теплушка — это первичный, самый примитивный дом, но при этом он ещё и часть тоталитарной системы, системы угнетения жизни.

В то же время само слово «теплушка» довольно нежное и ласковое по звучанию, как «варежка», «бабушка», «избушка», это говорит о человеческом отношении к этому жилью. Кроме темы инверсии, есть ещё тема абсурда тоталитарной системы и войны как главного проявления такой системы, а также тема смерти, тема блуждания в неизвестности, отсюда мотив леса, и тема надежды и сохранения себя.

Для меня важным было сделать проект комплексным, объёмным, чтобы это действительно был мир, куда можно было погрузиться, пройти по нему. Я начинала его как серию рисунков, но мне всегда хочется привязки к реальности, и такой привязкой стала фотография.

Причём фотография занимает даже больше визуального пространства в книге, но она работает только в паре со скрытыми рисунками, которые, когда читатель разрезает страницы, начинают рассказывать свою историю.

Этот пласт скрытого смысла и того, что суть надо прятать, — тоже такой жест, который напоминает о неких лагерных или военных приспособлениях, о донесении главного между строк, в тайниках, в потайных карманах. Это один из примеров способа выживания и сохранения главного.
поделитесь статьей