КУЛЬТУРА
ГОРОД
ИСТОРИИ
ОБЩЕСТВО
НАУКА
СОБЫТИЯ
ПРОЕКТЫ
ЭССЕ
КУХНЯ

Анатолий Никольский — счастье за облаками

Tilda Publishing
КУЛЬТУРА
Антон Веселов

Картины Анатолия Никольского, продолжателя традиций ленинградской школы живописи, разбросаны по всему миру. Крайние точки — не только те, где был сам, вроде Китая или Сирии, но и Англия с её Оксфордским музеем соцреализма, и Штаты, и Европа — Северная и Центральная… А сам художник — и на словах, и в картинах — признавался в любви скромному Новосибирску, где прожил больше полувека, и близкому Новососедово, куда несколько десятилетий ездил отдыхать.
Оксана Ефременко, арт-директор театра «Старый дом».
Анатолий Николаевич Никольский. Фотография с сайта Новосибирского отделения Союза художников России, nro-shr.ru
Настоящий художник, а тем более художник народный, должен быть немного сказочным персонажем. Чтобы совпасть с ним в пространстве и времени, в него нужно поверить. Анатолий Николаевич, мне кажется, и был таким.

Невысокий, очевидно улыбчивый, невероятно увлечённый. Работая методично, с раннего утра до последнего солнечного света (масло любит естественное освещение), он успел завершить около тысячи холстов, дважды побывать в кресле председателя правления новосибирского отделения Союза художников РСФСР, потрудиться в ранге заведующего кафедрой рисунка и живописи художественно-графического факультета пединститута, почувствовать себя и «сюжетником», и портретистом, и, наконец, пейзажистом.
— Я люблю все жанры, — говорил мне в середине 2010-х Анатолий Никольский. — И пейзаж, и натюрморт, и натуру, и картину. И в каждом жанре у меня есть работы, которые я люблю. Вернее, считаю, что они мне удались. Неплохо получились, скажем, «Семёновна», «Чалдоны», «В балке у нефтяников».
А ведь был такой период, когда картину было рискованно делать — на неё ведь можно потратить и пять лет, а она, скажем, останется невостребованной. Не мог я пять лет жизни выбросить!
— Вы ведь своего рода архивариус нашей природной красоты и первозданности?
— Можно сказать и так. Всё так быстро меняется! Вот в Новососедово, когда я впервые приехал, были бескрайние поля, нетронутые цветы… А сейчас народ, гостиница. Природа отступает. Мне хочется запечатлеть красоту, чтобы она осталась.
— В 2014 году на вашей персональной выставке вы показали свою первую «серьёзную» работу — в 13 лет вы на ней запечатлели городской пейзаж. А по сути — это исторический очерк о том, каким был берег Оби в 1946 году!
— Вот именно. Я ведь просто фиксировал то, что для меня было обыденным. Прошли годы, пустынный берег Оби застроили, через реку проложили мост…
— Вас последовательно называли и портретистом.
— Портретов я много писал частным лицам. Отдавал заказчикам и больше никогда эти картины не видел. А ведь случались удачные работы, которые доставляли мне удовольствие. Приходилось «красить» и такие, что чести мне не делали. Всякие заказные «Ленин с детьми», «Ленин с крестьянами»... Вообще, портретов Ленина я много написал — они пользовались спросом, в каждом солидном кабинете висели. Заказы на революционную тематику у нас были всегда. Но это дело прошлое.
— А сейчас что в чести?
— Сейчас, конечно, самое важное — это отвага художника, желание побороть и себя, и время. Если у тебя есть желание вырваться — можно попасть на просторы настоящего искусства.
Наше реалистическое искусство пользуется спросом за границей — и не только в Китае. Вот у меня выставка в Сирии была. Многие работы разошлись. Предлагали персональные выставки в Германии и Франции устроить. Но это сложно, не по возрасту…
— Одна из ваших серий посвящена Сирии. Это какой-то политический проект? Как вас туда занесло?
— Просто мне эта страна очень понравилась. Она суровая. Я её могу сопоставить с нашей тундрой, как ни странно. Там тяжело человеку — пустыня, ветры, песок. Может, потому и люди там прекрасные. Хорошо, кстати, относятся к русским. И я захотел рассказать всем, что такое Сирия. Работы у меня вне политики — просто улочка или базар в Дамаске. Мирные, хорошие картины. А то, что сейчас там творится (мы беседовали в год сирийской войны. — А. В.), конечно, безобразие. Я был на развалинах Римского театра в Пальмире. Боевики разрушили Триумфальную арку. Для меня это больше чем трагедия — я вообще не понимаю, как так можно?! Красота же! Хотя, наверное, война ничего и никого не щадит…
Анатолий Никольский родился в старейшем поселении Южного Кузбасса — в посёлке Кузедеево. Вот вам ещё одна сказочная подробность — в этом посёлке проживают вепсы, такой малочисленный народ. Ареал их расселения невелик — Карелия, Вологодчина, Ленинградская область и вот — Кузедеево. Конечно, в паспорте у Никольского в графе «национальность» было написано «русский», хотя… И жена его родилась в Коми-Пермяцком округе — там тоже живут представители финно-угорской этнической группы. Случайность?

Получая образование, Анатолий Николаевич основательно поездил — Алма-Атинское художественное училище, культовая ленинградская «Репа» — институт имени Репина…
В мастерстве многое определяет личность мастера. Курс будущего народного художника России Никольского задал народный художник СССР Борис Владимирович Иогансон. Опять совпадение — Иогансон ровесник Новосибирска (где Никольского ждали мама и сестра и куда он в 1962 году вернулся). Талант этого мастера в 1910-х годах ковали Константин Коровин и Абрам Архипов!

Позднее Иогансон стал одним из первых членов Ассоциации художников революционной России — объединения, поставившего своей целью правдивое изображение революции и воссоздание образа её героя-труженика, осознавшего себя строителем новой жизни. А к середине века — директором Государственной Третьяковской галереи, президентом и академиком Академии художеств СССР.

На курсе Иогансона Анатолий Никольский познакомился с художником из Китая Чжаном Хуацином, они стали друзьями. Хуацин после Академии вернулся на родину. В годы «похолодания» между Советским Союзом и Китаем друзья потерялись и сошлись спустя полвека. В 2005 году Чжан позвонил Никольскому, напомнил о былой дружбе, о том, как три года жили в одной комнате, о счастливых временах учёбы в академии и позвал на большую выставку российских художников, посвящённую Году русской культуры в Китае. Так уже зрелый мастер Никольский впервые оказался в Поднебесной. Выставка российских художников проходила в Куаньшане, к ней подготовили шикарный каталог, закатили невероятный банкет.
А Чжан и Анатолий с тех пор стали видеться регулярно. Причём в каждый его визит в Китай Никольского встречали практически как государственную персону. В его честь устраивали торжественные приёмы, и на один из таких приёмов его пригласили вместе с сыном Вячеславом.
Дело было в уютном городке Ханчжоу с населением в 9 млн человек (это как в Москве), что находится неподалеку от более крупного Шанхая (25 млн человек). Торжественный ужин организовал местный начальник департамента культуры. Собралось человек двадцать чиновников, Анатолия Николаевича посадили по правую руку от главного начальника, начали угощать китайскими деликатесами, некоторые из них были странноваты на русский вкус. Вячеслав сел поодаль, наблюдал за всем со стороны.

Наконец дошло дело до супа луосифен. Вынесли это диковинное вонючее блюдо, основу которого составляют кислые маринованные побеги бамбука с очень сильным запахом, про который гурманы говорят: «Пахнет плохо, но вкусно». Китайские друзья Никольского разрешили европейцам отказаться от дегустации — дескать, это и правда сложный случай, не обидимся. Но Анатолий Николаевич мужественно принял тарелку и всё подчистую съел.
После ужина Вячеслав, который от приёма луосифена отказался, спросил: «Пап, как тебе это удалось?!» На что Анатолий Николаевич с достоинством ответил, что умеет делать горло «воронкой», «отключать» рецепторы и глотать дикую диковинку с искренней улыбкой.
У Анатолия Никольского прошло несколько персональных выставок в Китае, сложились и продажи работ — в Китае в целом очень уважительное отношение к нашему искусству, а Анатолия Николаевича там просто полюбили. В каждый свой приезд он отправлялся на уличный пленэр, и через полчаса за ним выстраивалось два-три десятка зрителей, с восторгом наблюдавших за мастерством русского художника. Анатолий Николаевич ещё и добавлял толику театральности, подыгрывал аудитории. Он любил и зрителей, и пленэры, и города.
— Анатолий Николаевич, — как-то озадачил я Никольского, — давайте поговорим о Новосибирске! Вы чувствуете за него ответственность? Как-никак больше полувека здесь живёте, к тому же вы один из совсем немногих — можно по пальцам одной руки пересчитать — народный художник!
— Мы с сыном частенько на машине объезжаем город, смотрим, что изменилось, что появилось нового. Я горжусь Новосибирском, хоть родился и не здесь, вся моя жизнь связана с Новосибирском. Это мой город, я как-то привык к темпам, к тому, что он так быстро развивается. Вот еду по улицам и вспоминаю брусчатку, тротуары деревянные на Кирова, Каменку, этот страшный овраг. К моей радости, всё это быстро уходит.
Мне нравится, что мы третий город в России, масса у нас хорошего. Вот хотя бы Обь — я по ней плавал до самого Севера несколько раз. Это незабываемое впечатление — бескрайняя природа, красота. Сибирь есть Сибирь! И «Сибирь» — куда без хоккея!
— Вы страстный болельщик?
— Я страшный болельщик! Вспоминаю воднолыжную станцию на месте нынешнего Речного вокзала — вот на ней и начинали играть. Так что я болельщик со стажем. Горжусь нашей «Сибирью». Я спорт люблю, много раз делал про спортсменов работы.
Картины Никольского разные. В спокойные размеренные 1970-е — эпические, торжественные, мощные. Этакая лирическая линия сурового стиля. Переломные 80-е — и грустные, и весёлые, вплоть до лубочности. Следующее десятилетие, время политических и природных катаклизмов, отвело внимание с сюжета на детали. Нулевые вернули художнику умиротворение, вдохновение природой. В них чуть ли не главную роль играют облака — основательные, тревожные, определяющие, неспокойные!

Стихия завораживает мастера. Вода, Земля, Небо, Огонь состоят на его картинах в отношениях. Стихии выносят приговор — быть или не быть.
— Вы помните свою первую картинку?
— Да, конечно, помню. В детстве мне попалась малярная краска — другой тогда не было, — начал ею мазать. А появилось это желание буднично. Я считаю, что все люди в душе или музыканты, или поэты, или художники. Дети многие рисуют. А потом такая случайная встреча — в школе за одной партой с парнем сидел, который рисовал на голову лучше меня! Я не мог с этим смириться — начали мы соревноваться и рисовали на всех уроках. В итоге на два года в пятом классе остались!
Весной этого года сыну художника Вячеславу позвонил отцовский одноклассник, давным-давно живущий в Москве. Он случайно узнал, что Анатолия уже нет в живых, расстроился, нашёл телефон родственников, позвонил и рассказал, что с детства мечтает получить один рисунок или хотя бы фотографию. Дескать, всё просил Толю подарить — ещё тогда, в 40-х, да не уговорил. Вячеслав принялся расспрашивать о рисунке и выяснил, что это обнажёнка, если не сказать ещё хлеще. «Оказалось, в школьные годы папа рисовал обнажёнку (уж не знаю, где её увидел) и даже более смелые работы и продавал их одноклассникам, — поведал мне Вячеслав. — Так вот у того, кто позвонил мне этой весной, денег в школьные годы не было, свой графический лист с заветным изображением он так и не получил. Я нашёл несколько более поздних рисунков обнажённой натуры, оформил и подарил отцовскому однокласснику».

Искусство — это таинство контрастов. От раздетых женщин логично перейти к открытому миру.
— Художники балансируют между статусами аутиста и общественного деятеля. Вот непонятно, каким должен быть художник? Открытым миру, чтобы вносить свои коррективы в историю? Или отстранённым, чтобы точнее зафиксировать то, что происходит с ним и с миром?
— Нет, я считаю, что быть отшельником, жить своей собственной замкнутой жизнью не получится. Всё равно искусство заставляет думать, переоценивать себя и свои возможности.
В конечном итоге художник не может быть и вне политики! Как ни крути, ни верти — это наша среда, это наш быт. Мы живём сегодня, переживаем и за страну, и за искусство. Пытаемся отвечать на сложные вопросы.
Для творческого человека ведь что важно — оставить после себя след! Творчество — это как болезнь, которая преследует и ночью, и днём, и в путешествиях.
— Вы особо титулованный из творческих и дважды председатель Союза художников — общаетесь с его нынешним руководством?
— Я хорошо знаю и уважаю и Вадима Иванкина, и Виктора Бухарова. Ко мне обращаются с вопросами, я с ними советуюсь. У нас чисто мужская дружба — об искусстве, семьями не дружим. Это очень хорошие художники, они болеют за искусство, пытаются что-то своё сделать. С мастерскими вот сейчас сложно и госзаказа нет — вот почему молодым так трудно, никто не поможет на старте, нужно самостоятельно выкарабкиваться. Хотя занятие искусством никогда не было лёгким.
— Сегодня наши сибирские художники востребованы хотя бы внутри Сибирского федерального округа?
— Точной информации у меня, конечно, нет. Я знаю, многие находят своих покупателей. Сейчас в основном на день рождения зажиточного человека покупают. Художники перебиваются росписями, в какой-нибудь бассейн мозаику делают, ещё что-то придумывают.
Сейчас быть художником трудно. Я через всё это проходил, но я был одержим. У одержимых всё получается.
— Вы подсчитывали количество своих работ, живописных и графических?
Никому не посоветую этим заниматься — слишком много, трудно сосчитать, за тысячу, наверное. Большого формата поменьше. Я беспокойный, работаю без конца. Летом у меня в 6 утра подъём — с солнцем. Зимой режим немного другой. Сейчас тем более. Я всё время трудился — без праздников и выходных.

Это и есть счастье художника, что есть возможность трудиться, находить в этом удовлетворение. Утром за работу, без определённых пристрастий — я пишу всё, что мне хочется показать, людей, природу… Каждую картину я выстрадал, они все для меня как дети — дороги все. Я всегда всё делаю в своё удовольствие, и внешние раздражители меня не волнуют.

Конечно, видение с годами меняется, появляются новые краски, может, даже новая цветовая гамма… Творческий человек ведь всегда сомневается, ищет. Весь день простоишь у мольберта — устаёшь. Больше не физически даже, а психологически.
Когда работаешь, думаешь не о том, что ноги болят, а о том, чтобы душу облегчить. Надо искать в жизни что-то интересное, больше на природе бывать, смотреть, как трава растёт, деревья распускаются, — всё это даёт внутренние ресурсы бодрости, радость жизни.
Я много на природе нахожусь, мне это помогает и в жизни, и в творчестве.
— Расскажите о своих новых работах. Что пишете?
— Я лишился мастерской, сейчас переезжаю. Так что серьёзных работ у меня нет. Так, небольшие пейзажи, натюрморты, сибирскую природу очень люблю. Сейчас, боюсь сказать, готовлю к 85-летию выставку, хочу большую сделать. Из картин, связанных с жизнью в Сибири, с природой. Люблю зиму — в Сибири она удивительно живописна.
«Проводы зимы» — так называлось масштабное программное полотно Никольского. Он показал этот холст на выставке в 2009-м, посвящённой народным гуляниям. Тут вам и главный козырь Анатолия Николаевича — сибирский пейзаж, и пронзительное ощущение Родины…

Он пережил свою последнюю зиму в 2018-м. 24 апреля 84-летнего художника не стало. Через две зимы после смерти отца Вячеслав Никольский открыл большую персональную выставку с очень правильным названием «Анатолий Никольский. За облаками».
поделитесь статьей