Жизнь и смерть фотографа Рудольфа Шалля –

— Хотелось бы загрязнять какую-то одну речку! – иронично заметил владелец фотоателье Рудольф Шалль, повернувшись к своему коллеге по городской управе Ипполитову.

За большими окнами валил густой снег, заметая лавки и ряды Ярмарочной площади с редкими покупателями, но здесь, в хорошо протопленном зале городского торгового корпуса, было жарко и шумно. Шло заседание Ново-Николаевской Думы под председательством городского головы Алексея Беседина. Крепкие морозы последних дней окончательно сковали льдом малые городские речки, о которых шла речь, — Ельцовку и Каменку. Теперь на них хозяйничали арендаторы, ещё в октябре выкупившие у города право на устройство прорубей.

Предприимчивые торговцы продавали горожанам речную воду: ведро — копейка. Цены старались не задирать, помня о скандале, разразившемся пять лет назад: тогда арендатор Подзоров поднял их втрое обычного, за что градоначальник тут же пригрозил у него прорубь отобрать, а ушлому арендатору выкатить немалый штраф. Вода оставалась одной из главных проблем быстро растущего города: покупать её на водокачках для многих было накладно, и жители таскали вёдрами из рек. В этих же реках они стирали бельё и поили скотину, отчего в городе то и дело вспыхивали эпидемии. И если летом власти ничего с этим поделать не могли, то зимой брали реванш — сдавали места под проруби, которые арендаторы огораживали и благоустраивали. Вольных же охотников за водой гоняла полиция — пусть не очень успешно, но какой-никакой, а порядок временно устанавливался.

Ипполитов бросил недовольный взгляд на фотографа и промолчал. Слово последнего считалось весомее, несмотря на легкомысленный род занятий. Казалось бы, в Думе — купцы, фабриканты, банкиры, адвокаты, а тут всего лишь владелец одного из городских фотоателье. Но не всё было так однозначно.

Рудольф Самуилович Шалль прибыл в Ново-Николаевск в числе первых 27 лютеран в конце XIX века. За два десятилетия он завоевал авторитет и крепкое положение — занимался общественной работой, избирался гласным Думы, заведовал финансами городской управы. Более того, когда два последних градоначальника по той или иной причине отсутствовали, именно он каждый раз вступал на их место. Порой эти промежутки были весьма велики: фотограф-немец «правил» городом, например, с декабря 1913 по май 1914 года. Кроме того, за Шаллем стояла вся лютеранская община, что придавало ему ещё больший политический вес на местном Олимпе.

Спор о Ельцовке и Каменке на заседании Думы 3 декабря 1915 года возник в связи с предложением о переезде в Ново-Николаевск эвакуированной из Ковно [1] суконной фабрики. Для её работы требовалась близость к воде, и думцы решали, близ какой из речек возможно построить цеха и на каких условиях. Ещё тогда, в годы Первой мировой, городские власти понимали выгоды размещения у себя готовых производств — они дали бы развитию Ново-Николаевска мощнейший толчок.

Эвакуация промышленных предприятий началась в России осенью 1914 года, но шла безо всякого плана, спонтанно, на авось — никто не озаботился поначалу ни логистикой, ни подготовкой площадок для размещения заводов и фабрик. В результате на разных станциях железных дорог скопилось до 4500 вагонов с оборудованием, которое железнодорожники просто не знали куда везти.

Часть его разворовывалась, часть ржавела и портилась, часть становилась бесхозной. Лишь в ноябре 1915 года были учреждены эвакуационные комиссии в Пскове, Минске и Бердичеве и комиссии по восстановлению эвакуированных предприятий в 11 тыловых городах — Москве, Новгороде, Екатеринбурге, Томске, Казани, Самаре, Ростове, Харькове, Екатеринославе, Ростове-на-Дону и Баку. Возглавил руководство эвакуацией председатель Государственной Думы Михаил Владимирович Родзянко, глава партии октябристов. Руководителем Родзянко был откровенно слабым и бестолковым. За его зычный голос шутники называли председателя «барабаном», а за видимость кипучей деятельности — «самоваром». Острослов Пуришкевич [2] на избрание Родзянко думским главой отозвался едкой эпиграммой:

Родзянко Думе не обуза,
Но, откровенно говоря,
Нам головой избрали пузо...

Ещё более уничижительную характеристику дал Родзянко дипломат Лопухин [3], заявив, что тот никогда умом не блистал, а с началом войны и вовсе свихнулся: «Никогда не приходилось слышать, чтобы где-либо существовал другой такой беспокойный председатель законодательной палаты. Резвостью и распространённостью он превосходил севильского Фигаро. И всех-то поучал <...>. Одного себя поучить упустил из виду». Вот такой человек был поставлен руководить сложнейшим и требующим молниеносной реакции делом эвакуации. Неудивительно, что из Польши, Риги и Киева удалось вывезти лишь малую часть предприятий, в число которых были включены (видимо, для отчётности) совсем мелкие производства вроде мастерских ламп и горелок или колодок для обуви. Через год после начала эвакуации меньше четверти заводов заработало на новом месте: основная их часть стала выдавать продукцию лишь во второй половине 1916 года.

Ново-Николаевск в число площадок для эвакуации не попал. Неутомимый фотограф Шалль, в очередной раз замещая городского голову, решил исправить это «недоразумение». Пассионарный город, созданный переселенцами со всей империи, имел столь же пассионарную власть, боровшуюся за любую возможность роста. Ещё свежа была в памяти отчаянная битва за Алтайскую железную дорогу, блестяще выигранная ново-николаевцами, и теперь они собирались урвать новый кусок экономического пирога.

8 августа 1915 года Рудольф Самуилович отправил телеграфное ходатайство лично Родзянко, а копии своего письма — министру финансов и министру внутренних дел. Шалль просил избрать Ново-Николаевск пунктом для перенесения шерстопрядильных, льнопрядильных и ситцевых фабрик, а также кожевенных заводов.

«Для развития этих видов промышленности, — доказывал он, — Ново-Николаевск находится в особо благоприятных условиях как центральный торгово-промышленный пункт богатой сырьём Западной Сибири». «Заступающий место городского головы» расписывал достоинства молодого сибирского города, словно невесты на выданье. В приданое входили «богатейший Алтай», близость Кузнецкого каменноугольного округа, «в принципе уже одобренная» магистраль от Семипалатинска до Верного [4], которая соединит город с хлопковым Туркестаном, наличие дешёвого бутового камня в местных каменоломнях, «единственный цементный завод Западной Сибири» вблизи города, дешевизна топлива и т. д., и т. п. «Из изложенного, Ваше Высокопревосходительство, — закончил своё письмо Шалль, — благоволите усмотреть особо благоприятные естественные условия, в которых находится Ново-Николаевск для развития в нём текстильной и иного рода промышленности, а потому покорнейше прошу не отказать в удовлетворении настоящего ходатайства».

«Барабан» Родзянко оставил послание без ответа.

Тогда ново-николаевцы решили действовать сами, и вскоре таковой случай им предоставился: несколько предпринимателей обратились в Комитет Сибирского бюро при Совете Съездов представителей биржевой торговли и сельского хозяйства с просьбой о помощи в размещении их предприятий в Сибири.

3 декабря Ново-Николаевская городская Дума рассмотрела обращение Оскара Фридриховича Трея, владельца эвакуированной из Ковенской губернии суконной фабрики. Он просил содействия переносу его предприятия «в один из городов Сибири, находящихся по линии железной дороги и не далее Ново-Николаевска». Выяснилось, что объём производства фабрики Трея — до 150 тысяч аршин сукна в год, численность рабочих — до 80 человек. Официальный городской голова Беседин к тому времени уже вышел на работу и предложил отдать оставшуюся свободной землю рядом с выделенной под кожевенный завод на реке Ельцовке, член городской управы Ипполитов — место в районе Татарского кладбища на реке Каменке.

Тут-то Рудольф Самуилович и заметил:

— Хотелось бы загрязнять какую-то одну речку!

Намекая на то, что Ельцовку предприятия уже загрязняют — там и сухарный завод, и скотобойня, и нефтяные склады… Размещение на её берегах новых предприятий могло значительно изменить облик города. Ведь помимо Ковенской суконной фабрики, в Ново-Николаевске искали пристанище Рижская фабрика клееной фанеры, пеньково-прядильная фабрика из Волынской губернии, щёточная фабрика и консервный завод.

26 января 1916 года Томский отдел Военно-Химического Комитета обратился к Беседину с официальным письмом по поводу ельцовской скотобойни. «Получены известия, что австрогерманцами заготовлены громадные количества удушливых газов, — сообщалось в письме, — между прочим, и синильной кислоты, которые будут применены весной и летом на нашем фронте. Военно-Химический Комитет, одной из задач которого является использование научных сил России для обороны страны, обращается через посредство своих отделений ко всем учреждениям, обществам и отдельным лицам с призывом принять участие и напрячь все силы в работе, имеющей целью ответить им тем же».

Далее автор послания (оно было подписано профессором Я. И. Михайленко) приводил полученные им сведения о том, что скотобойня Ново-Николаевска ежегодно получает до 24 тысяч пудов животных отбросов (рога, копыта, шерсть, кровь), из которых можно производить жёлтую кровяную соль — «исходный материал для получения сильнейшего яда — синильной кислоты». В случае согласия города на строительство завода для переработки отбросов Военно-Химический Комитет обещал предоставить необходимые чертежи и командировать специалиста.

4 февраля городская Дума единогласно приняла постановление «О постройке городом завода при городской бойне, для переработки животных остатков бойни на жёлтую кровяную соль, применяемую при изготовлении удушливых газов». 29 февраля в присутствии спешно прибывшего из Томска Михайленко обсудили смету и план строительства. Но ни разместить в городе эвакуированные предприятия, ни запустить производство жёлтой кровяной соли власти не успели. Слишком тяжёл и неповоротлив был бюрократический аппарат империи, требовавший бесконечного числа согласований и решений.

Последний раз Рудольф Самуилович Шалль возглавил город в ноябре 1919 года, при Колчаке — теперь уже официально и безо всяких приставок «заступающий место». Правда, длилось это недолго: через месяц в Ново-Николаевск вошла Красная армия.

19 декабря по предписанию Революционного комитета Шалль передал по акту новым властям всё городское имущество, предприятия, кассу и делопроизводство вместе со штатом служащих управы. Надо отдать должное Рудольфу Самуиловичу — он умел держать удар: лишившись власти и положения, Шалль устроил фотолабораторию в своём доме на улице Вокзальной [5].

Семнадцать следующих лет он проработал простым фотографом, пока его не арестовали в декабре 1937-го, обвинив в шпионаже и диверсионной деятельности [6]. Через два месяца последний городской голова Ново-Николаевска был расстрелян.

Дом Шалля на улице Вокзальной надолго пережил хозяина: двухэтажное деревянное здание снесли в XXI веке при возведении 16-этажной высотки между улицами Шамшурина и Ивачева.

Фотографии же, сделанные им в ателье, живы и поныне — их продают на аукционах коллекционеры.

Земли за 1-й Ельцовкой дождались эвакуированных предприятий спустя 26 лет после письма Шалля на имя Родзянко. Но это были большие и мощные заводы — не чета щёточному цеху и даже суконной фабрике. Они действительно изменили окружающее городское пространство — кардинально и надолго.