Затерянные на Оби, ралли на пароходах и побег Сталина на «Волшебнике»

11 октября 1911 года верстах в сорока от Ново-Николаевска речной старшина Прошин со спутниками шёл по Оби на лодке, обозревая вверенный ему участок реки. Погода была премерзкая: моросил мелкий октябрьский дождь и дул пронизывающий студёный ветер. Высокие сосновые берега лысели прогалинами почти облетевших берёз. Снег ещё не лёг — его ожидали со дня на день, а вслед за тем и прекращения навигации. Суда и так уже почти не ходили, большинство из них встало на зимовку в Томске, Барнауле и напротив Ново-Николаевска, за Яренским островом.

— Гляди-ка, баржа! — заметили в лодке.

— Дайте, ради Бога, хлеба! — обратились речные робинзоны к старшине, когда к ним причалила лодка. — Третий день голодом!

Вид баржи, представший перед глазами речного старшины, оказался печален: руль её был отбит волнами в сторону, борта обледенели, шлюпку сорвало и унесло течением, а на самом судне маялись трое голодных матросов. На их счастье у старшины нашлись два калача, которые и были отданы пострадавшим.

Из разговора выяснилось, что баржу тащил тихоходный кораблик с ласковым названием «Миша» — да не сдюжил и бросил прямо посередине Оби вместе с матросами, отправившись за подмогой. Боясь оставить судно без охраны, робинзоны попросили старшину довезти одного из них по реке до ближайшей деревни, чтобы он закупил продукты, нанял лодку и вернулся на баржу.

У поэта и чиновника Ивана Дмитриева, современника Пушкина, есть замечательные строки:

Здесь бригадир лежит, умерший в поздних летах.
Вот жребий наш каков!
Живи, живи, умри — и только что в газетах
Осталось: выехал в Ростов.

О матросе Урванцеве не осталось потомкам иной памяти, как несколько строк в «Обской жизни» — о том, как он бросил голодающих товарищей. Один из них через несколько дней в тяжёлом состоянии был доставлен в Ново-Николаевскую больницу вернувшимся за баржей пароходом «Миша».

«Этот случай наглядно иллюстрирует отношение хозяина к своим служащим, — писала «Обская жизнь». — Лишь благодаря сравнительно тёплой погоде рабочие остались живы. Но исход мог быть и гораздо печальнее. Оставить на произвол судьбы чуть ли не посередине реки трёх человек в такое время, когда со дня на день можно ожидать ледохода, это, выражаясь деликатно, слишком неосторожно!» [1]

Известен случай, когда в 1880 году в трёхстах километрах от Сургута вмёрзли в лёд сразу три парохода с грузами и пассажирами. Наиболее смелые двинулись в Сургут пешком, а оставшиеся бедолаги вместе с экипажами около месяца ожидали прибытия помощи. Несколько позднее затонул пароход под названием «Взор». Узнав об этом, его разорившийся владелец послал себе пулю в висок.

В 1883-м в результате взрыва на буксире «Ермак» погиб не только груз, но и пассажиры, а сам буксир пошёл ко дну. На рубеже веков — в 1900-м — взорвался паровой котёл на пароходе «Евгений» — в результате кораблекрушения погибли владелец судна и ещё сорок с лишним человек. Во время навигации 1896 года на реке произошло самое настоящее водно-транспортное происшествие: два парохода, двигавшиеся навстречу друг другу столкнулись нос в нос. Имена у них были красивые — «Фортуна» и «Полезный». Но, увы, не уберегли…

Во время строительства Транссиба, когда мосты через сибирские реки ещё не были достроены, а железнодорожное движение уже началось, железнодорожники клали зимой рельсы поверх крепкого сибирского льда. Но в тот год декабрьский лёд на Оби оказался не таким уж крепким, и «Томский листок» написал: «Нам сообщают из Кривощёкова, что 17 декабря локомотив (без вагонов), проходя по рельсам, проложенным по льду через Обь, проломил лёд и утонул в р. Оби» [2].

Больше всего пассажиров и прессу возмущали речные лихачи. Река и так место опасное, а пароходы разных компаний устраивали между Ново-Николаевском и Барнаулом настоящие гонки. За два месяца до происшествия с баржей, 18 августа 1911 года, у двух соседних пристаней Ново-Николаевска готовились к отплытию два парохода — «Инженер-механик Гуллет» барнаульской судовладелицы Евдокии Мельниковой и «Владимир» томского купца Григория Фуксмана. Соревнование меж капитанами началось ещё на берегу: они попеременно давали свистки, подгоняя своих пассажиров. В восемь утра, после третьего свистка, «Владимир» спешно отчалил от пристани, а за ним тут же устремился соперник.

Пароход Мельниковой был совсем новенький, спущен на воду в 1907-м, мощность — 500 л. с. Назван он был в честь инженера-судостроителя Гектора Ивановича Гуллета, организовавшего в Тюмени филиал механического завода.

В трёх верстах от Ново-Николаевска «мельниковцы» нагнали «фуксмановцев», и «Гуллет» поравнялся с «Владимиром».

По свидетельству очевидцев, многим из которых наверняка добавилось седых волос, временами под силой ветра суда почти прижимались друг к другу бортами, но продолжали лихо лететь вперёд. Нашёлся даже безрассудный смельчак, который во время очередного схождения судов перепрыгнул с «Гуллета» на «Владимир». Безумная гонка продолжалась вёрст восемь, но затем на повороте у «Инженера-механика Гуллета» лопнула штурвальная цепь, пароход занесло, на полной скорости он сшиб бакен, после чего вынужден был остановиться для починки.

«Владимир» под радостные крики своей команды на всех парах ушёл в отрыв. Но оказалось, команда томичей радовалась рано: причалив к очередной маленькой пристани, чтобы высадить пару пассажиров, судно оказалось в ловушке: сильный боковой ветер не давал ему отойти от причала.

Через год новониколаевцы стали свидетелями новой эпической гонки пароходов. На этот раз соревновались «Волшебник» Мельниковой и пароход «Н. Сухотин», принадлежавший «Торговому дому И. Н. Корнилова. Наследники».


«Волшебник» был уже немолод. Мельникова купила его ещё в 1896 году (тогда он назывался «Горный») для того, чтобы возить пассажиров из Барнаула до Кривощёкова к омскому поезду. С тех пор Евдокия Ивановна успела стать миллионершей и развернуться во всю обскую ширь: в 1907–1909 гг. она закупила семь новейших американских пароходов, а старичка «Волшебника» переделала в двухпалубное судно. И вот теперь он стоял борт к борту и готовился к битве с более новым и современным «Н. Сухотиным».

«Н. Сухотин» первым отчалил от берега, вслед за тем отошёл от причала и его соперник.

Старенькое судно уступало в силе и мощи, но сдаваться «Волшебник» не собирался — он часто оправдывал своё название. За шесть лет до этой гонки, в 1906-м, выйдя из Ново-Николаевска, судно попало в жесточайший речной шторм и осталось без управления — оборвалась цепь руля. «Волны вдоволь потешились над бедным пароходом; несколько раз казалось, что вот-вот он совсем опрокинется. Одна волна плеснула на нижнюю палубу, где почему-то не догадались сразу закрыть двери; скамейки, столики, ящики — всё покатилось по палубе. Публика вся столпилась на нижней палубе около машины и на лестнице, держась друг за друга.

Но вот пароход прибило к берегу и начало выбрасывать прямо на берег. К счастью, на самом берегу оказалась большая ива. Несколько мужчин-пассажиров бросились к борту и зацепились за ветки, а потом откуда-то появившейся веревкой привязали пароход к стволу ивы» [3]. Так благодаря случайности и крепкой иве «Волшебник» спасся от шторма. Вскоре тот утих, на корабле починили поломку и благополучно добрались до Барнаула.

Уже тогда пароходик был немолод, но и теперь, утяжелённый надстройкой второй палубы, он тем не менее ввязался в гонку с более новым и мощным судном.

И вновь не сдюжили конкуренты Евдокии Мельниковой. «Во время гонки «Сухотин», по выражению одного пассажира, поломал «крылышки». Бросили якорь и среди Оби наскоро починили поломанные крылья. «Волшебник» в это время обошёл своего конкурента. Исправив положение, «Сухотин» хотел наверстать потерянное, но новая поломка и новая остановка прекратили эту гонку» [4].

Через три месяца «Н. Сухотин» вошёл в историю совсем иным образом. 1 сентября судно грузилось в Нарыме, принимая груз и пассажиров.

Вот как вспоминал об этом его соратник Эрнест Озолиньш: «Человек десять наших взошло на палубу. Мы очень оживлённо разгуливали по судну в разных направлениях. Потом сошли на берег, снова поднялись на палубу. В этом суматошном движении полицейскому было трудно уследить, кто поднялся на пароход, кто сошёл. Мы же, конечно, очень внимательно наблюдали за полицейским.

Как только выдался подходящий момент, матросы ловко спрятали Сталина. Никто ничего не заметил. Минуты до отплытия были очень тревожными, ещё всякое могло произойти.

Такие побеги были большим событием в наших кругах.

Полиция узнала о побеге Сталина лишь на следующий день. Конечно, были приняты все меры по поимке, но поскольку в Нарыме тогда не было ни телефона, ни телеграфа, полиция не могла передать на следующую пристань, чтобы Сталина задержали. Организовать же погоню на лошадях по болотам или на лодке по реке было невозможно» [5].

Через пять лет Сталин и его товарищи взяли в России власть, и на судьбе пароходов это отразилось самым непосредственным образом: все их переименовали. «Инженер-механик Гуллет» стал «Урицким», «Н. Сухотин» — «Хохряковым», а «Владимир» и вовсе поменял пол (не путать с палубой!) и закончил свою карьеру на Енисее под именем «Мария Ульянова». Постепенно прекратились и гонки — все пароходы принадлежали теперь государству, и смысла соперничать друг с другом у них не стало.