Сжечь Новосибирск! Загадка пожаров 21 июня 1926 года
Tilda Publishing
ГОРОД
Игорь Маранин
Никто уже не сомневался, что произошла настоящая диверсия, что и подтвердилось после. «Милиция установила, — писала через два дня газета, — что на Нарымской улице постройки загорелись от поджога».
Фотография Игоря Лепилина с сайта unsplash.com
Корреспондент «Советской Сибири» описывал незнакомца так:
«…Какой-то сомнительного вида мужчина, озираясь через плечо, басовым шёпотом пугает обывателей:
— В трёх местах город гореть будет. Прокламацию нашли. Там всё как есть написано.
«…Какой-то сомнительного вида мужчина, озираясь через плечо, басовым шёпотом пугает обывателей:
— В трёх местах город гореть будет. Прокламацию нашли. Там всё как есть написано.
Но завидев голубой верх и красный околыш фуражки красноармейца ГПУ, быстро смывается…» [1].
«Советская Сибирь» от 23 июня 1926 г. Все дальнейшие цитаты (если нет отдельной сноски) приведены из разных статей этого номера.
Весной 1926 года по Новосибирску поползли слухи о предстоящих пожарах. Говорили о каких-то прокламациях, о том, что город подожгут с трёх сторон, и весь его центр выгорит точно так же, как в злосчастном и страшном 1909 году. Способствовало слухам невиданное для этих мест явление — северное сияние.
14 апреля небо над городом неожиданно приобрело малиновый оттенок, на фоне которого разверзлась сияющая бездна: «Малиновый свет становился всё гуще и гуще, напоминая собой зарево или, вернее, гигантских размеров бенгальский огонь. Затем на малиновом фоне зародилось светлое облачко. Облачко это всё увеличивалось, двигаясь в обе стороны, и наконец развернулось в гигантский дугообразный, не перестававший волноваться и колебаться занавес. После этого краски начали постепенно бледнеть, и наконец всё затухло, оставив на небе лишь красноватый оттенок. Картина эта повторялась много раз, то затухая, то разгораясь с новой силой» [2].
14 апреля небо над городом неожиданно приобрело малиновый оттенок, на фоне которого разверзлась сияющая бездна: «Малиновый свет становился всё гуще и гуще, напоминая собой зарево или, вернее, гигантских размеров бенгальский огонь. Затем на малиновом фоне зародилось светлое облачко. Облачко это всё увеличивалось, двигаясь в обе стороны, и наконец развернулось в гигантский дугообразный, не перестававший волноваться и колебаться занавес. После этого краски начали постепенно бледнеть, и наконец всё затухло, оставив на небе лишь красноватый оттенок. Картина эта повторялась много раз, то затухая, то разгораясь с новой силой» [2].
Коуров Н. Северное сияние в Новосибирске («Советская Сибирь», 16 апреля 1926 г.).
Полыхающее зарево висело над городом весь вечер — с четырёх часов пополудни и почти до полуночи, — и не заметить его было невозможно.
Многие горожане восприняли небесное пожарище как знак судьбы и предзнаменование неотвратимого огненного бедствия.
Май прошёл тихо, и ожидание беды несколько притупилось, но в начале июня случилась трагедия на переправе, и разговоры о страшном пожаре вспыхнули вновь. Теперь говорили, что происшествие на воде — новое предсказание: мол, для тушения огня в городе не хватит воды. А случилось вот что: 9 июня на реке перевернулась переполненная людьми лодка.
Утром того хмурого дня Обь бушевала, шквалистый ветер поднимал большие волны, но перевозчик рискнул и в 10 часов 40 минут утра отчалил от левого берега. Крики о помощи раздались, едва лодка преодолела сто саженей (чуть более двухсот метров).
Май прошёл тихо, и ожидание беды несколько притупилось, но в начале июня случилась трагедия на переправе, и разговоры о страшном пожаре вспыхнули вновь. Теперь говорили, что происшествие на воде — новое предсказание: мол, для тушения огня в городе не хватит воды. А случилось вот что: 9 июня на реке перевернулась переполненная людьми лодка.
Утром того хмурого дня Обь бушевала, шквалистый ветер поднимал большие волны, но перевозчик рискнул и в 10 часов 40 минут утра отчалил от левого берега. Крики о помощи раздались, едва лодка преодолела сто саженей (чуть более двухсот метров).
Пристань на Оби в Ново-Николаевске. Фото: nsk-kraeved.ru
На помощь бросились работники спасательной станции и другие перевозчики, но в этот момент небольшое судёнышко перевернулось, и пассажиры оказались в воде. Всего в лодке было около 30 человек, но точное число их не было установлено. Спасатели выловили двоих, остальных спасли перевозчики. И всё же трагедии избежать не удалось: одну из женщин так и не нашли. Перевозчик был арестован, а вместе с ним арестованы несколько рыбаков и лодочников: видя разыгравшуюся трагедию и имея плавсредства, они не пришли на помощь.
Воды в городе действительно не хватало: власти всё никак не могли изыскать средства на строительство городского водопровода.
При этом в пожарном отношении Новосибирск был чрезвычайно уязвим.
После утверждения его административным центром Сибирского края, объединившего Западную и Восточную Сибирь, город превратился в гигантскую стройку — он весь был в строительных лесах. Что может быть аппетитней для огня, чем высушенные под жарким июньским солнцем доски строительных лесов?
На центральной площади росло сразу четыре больших каменных дома — Доходный, Сибкрайсоюза, Сибгосучреждений и Промбанка, рядом достраивался официально сданный Дом Ленина.
После утверждения его административным центром Сибирского края, объединившего Западную и Восточную Сибирь, город превратился в гигантскую стройку — он весь был в строительных лесах. Что может быть аппетитней для огня, чем высушенные под жарким июньским солнцем доски строительных лесов?
На центральной площади росло сразу четыре больших каменных дома — Доходный, Сибкрайсоюза, Сибгосучреждений и Промбанка, рядом достраивался официально сданный Дом Ленина.
Сама площадь представляла из себя скопище деревянных лавок и торговых рядов. В апреле часть из них принялись ломать и перестраивать ряды по-новому, но работа шла медленно, и на площади скопились горы ещё не вывезенных брёвен и досок.
Неподалёку возводили здания Текстильсиндиката, Дворца Труда, жилой дом Госбанка, рядом с бывшим реальным училищем строилось величественное здание Сибревкома, а чуть дальше — общежитие Торгпромбанка. На другом краю Красного проспекта строители принялись за достройку законсервированного Дома инвалидов, ставшего теперь Домом Красной армии. Бум в городе стоял невиданный! На стройплощадках работало 4000 постоянных рабочих да ещё столько же сезонных. Народ, прослышав о возможности заработать, стекался со всей страны.
Здание Сибревкома в Ново-Николаевске, 1926 год. Фото: kraeved.ngonb.ru
«Из российских губерний едут рабочие «на заработок» понаслышке в Новосибирск — самотёком, человек по 6–7 и поодиночке. Где же приходящие сезонники разместятся? В прошлом году они размещались на окраинах города у знакомых (за Каменкой, за Ельцовкой, в Нахаловке, за ипподромом и т. д.), на станции жел. дороги (в вокзальном помещении) и даже в ближайших к городу деревнях (Инюшка, Бугры, Мал.-Кривощеково и т. д.).
Предприятия не заботятся о жилищных условиях сезонника, хотя об этом немало пишут в газете, говорят на заседаниях и общих собраниях. Но на разговорах далеко не уедешь.
Союз строителей вносит в Сибкрайисполком, через крайинженера, проект обеспечения приходящих сезонников жилищами… Для этого предполагается использовать освобождающиеся на лето казармы в военном городке, во время ухода Красной армии в лагеря, и красных казарм за линией жел. дороги, против вокзала» [3].
«Советская Сибирь» от 7 мая 1926 г.
В общем, в 1926 году томская газета «Красное знамя» писала:
«Будущее великолепие Новосибирска ещё только вылупляется из деревянных щитов его железобетонных построек; будущие авеню ещё только трепетно и взволнованно прощаются с прелестью деревянных мостков — в предчувствии асфальта. Ещё рядом с прекрасными домами госучреждений и Текстильсиндиката — жалкие лачуги, а мимо электрической станции ежеутренне гонит коров верховой пастух с дудкой. <...> До сих пор в «небоскрёбы» не подаётся воды, так как нет водопровода, и город может сгореть, как горят только степные города — дотла» [4].
«Будущее великолепие Новосибирска ещё только вылупляется из деревянных щитов его железобетонных построек; будущие авеню ещё только трепетно и взволнованно прощаются с прелестью деревянных мостков — в предчувствии асфальта. Ещё рядом с прекрасными домами госучреждений и Текстильсиндиката — жалкие лачуги, а мимо электрической станции ежеутренне гонит коров верховой пастух с дудкой. <...> До сих пор в «небоскрёбы» не подаётся воды, так как нет водопровода, и город может сгореть, как горят только степные города — дотла» [4].
Шкапская М. Сибчикаго («Красное знамя» от 10 августа 1926 г.).
Пожар, о котором говорили начиная с весны, начался точно так же, как и 17 лет назад — в одном из дворов загорелось сено. Двор этот принадлежал частному владельцу Мамычеву и располагался на улице Рабочей, 93.
Рисунок из номера газеты «Советская Сибирь» от 23 июня 1926 г., изображающий крупный пожар, произошедший 21 июня 1926 г. Фото: wikimedia.org
От сена загорелся сарай, от сарая — ближайшие дома. Через полчаса огонь уже пожирал расположенный в соседнем здании склад машин Окрсельскосоюза, а через два часа пылал весь квартал между Красным проспектом и Серебренниковской.
Соседние улицы были завалены вещами, которые успели вытащить погорельцы, — их охраняли от мародёров прибывшие воинские части. Начальник военного гарнизона Тимофеев и комендант города Докучаев среагировали оперативно (возможно, они были в курсе слухов и готовы к поджогам). Располагавшийся в летнем лагере полк ГПУ в срочном порядке прибыл в город. Ещё скорее к городским пожарным присоединилась пожарная дружина военно-продовольственной базы СибВО.
Соседние улицы были завалены вещами, которые успели вытащить погорельцы, — их охраняли от мародёров прибывшие воинские части. Начальник военного гарнизона Тимофеев и комендант города Докучаев среагировали оперативно (возможно, они были в курсе слухов и готовы к поджогам). Располагавшийся в летнем лагере полк ГПУ в срочном порядке прибыл в город. Ещё скорее к городским пожарным присоединилась пожарная дружина военно-продовольственной базы СибВО.
Тушили огонь всем миром: пожарные, дружинники, военные, обычные граждане. Главной проблемой стала вода: выяснилось, что в отсутствие водопровода её просто неоткуда взять в нужном количестве!
«Пылают дома, горит целый квартал. Нет воды. Пожарники, геройски отстаивающие дома, не могут справиться с пламенем. Приходится только не пускать огонь на проспект — с громадным костром на Рабочей улице борьба бессильна».
Воду добывали, где кто мог: «Брали с ближних водокачек, электростанции и даже из бань, где сгружались в очереди автомобили и водовозки. Время шло, огонь не ждал, а, например, на электростанции за Домом Ленина десятки повозок ждали своей очереди у воды, которая текла в бочки, как из крана засоренного самовара. В банях ещё хуже. Представляете себе, как брать оттуда воду? Это значит тушить пожар горстью воды».
Воду добывали, где кто мог: «Брали с ближних водокачек, электростанции и даже из бань, где сгружались в очереди автомобили и водовозки. Время шло, огонь не ждал, а, например, на электростанции за Домом Ленина десятки повозок ждали своей очереди у воды, которая текла в бочки, как из крана засоренного самовара. В банях ещё хуже. Представляете себе, как брать оттуда воду? Это значит тушить пожар горстью воды».
По железной дороге в начало улицы Рабочей (ныне она носит имя Чаплыгина) в срочном порядке пригнали паровозы с водой. Но её всё равно катастрофически не хватало!
Пожарные не могли справиться с огненной стихией, не могли потушить здания — они лишь героически держали оборону, не пуская огонь на Красный проспект и окрестные улицы.
Из номера газеты «Советская Сибирь» от 24 июня 1926 г. Фото: poisk.ngonb.ru
Оперативный штаб в этот момент решал сложнейшую задачу. Слухи оказались правдой: город подожгли в трёх местах одновременно!
«Вот тут попробуй и потуши. Представьте себе, что горит сразу везде — пожарники разрываются на части, нужно ехать на Нарымскую и Октябрьскую, бросая Рабочую, где обнажается фронт, и огонь победителем вгрызается в дерево соседних построек».
На Нарымской горел дом № 27, на Октябрьской — дом № 48 рядом со складом Госбанка. Никто уже не сомневался, что произошла настоящая диверсия, что и подтвердилось после. «Милиция установила, — писала через два дня газета, — что на Нарымской улице постройки загорелись от поджога». К счастью для города, оба пожара удалось потушить довольно быстро и распространиться на город они не сумели.
В центре же творился настоящий ад!
В центре же творился настоящий ад!
«Красный проспект — беженский лагерь. По бульварам до часовни навалены узлы. Толпы запрудили улицы за оцеплением.
Туда и сюда снуют пожарные машины, в поисках воды направляясь в разные концы города. По окрестным улицам скрипят воза. Панически настроенные жители «выкидываются» со всеми своими потрохами. Даже проживающие у линии, на Октябрьской улице — и те выезжали со двора. Впрочем, и это не рекорд паникёрства: даже на Трудовой сидели на узлах.
В особенности волнуются на Рабочей.
— Перейдёт ли огонь через Красный проспект?
И спешно собираются.
<...> Против горящего дома Сибсельскосоюза — деревянная постройка. Улица завалена щепками, стружками, брёвнами. Как не перекинуло огонь? Во-первых, усиленная борьба помешала. Затем, вероятно, сыграли свою роль деревья около больницы.
Здесь воздух горяч, как в печке. По улице валяются разные беспризорные обрывки разрушенного домашнего уюта, вся та труха, которая наполняется годами и представляет главный резервный фонд для огня. Среди прочих листков красноармеец поднимает колчаковскую полусотню. Вертит в руках новенький ещё, узкий зелёный билет.
— Пожар-то всё нутро вывернул наизнанку. Долго же они их хранили!
В особенности волнуются на Рабочей.
— Перейдёт ли огонь через Красный проспект?
И спешно собираются.
<...> Против горящего дома Сибсельскосоюза — деревянная постройка. Улица завалена щепками, стружками, брёвнами. Как не перекинуло огонь? Во-первых, усиленная борьба помешала. Затем, вероятно, сыграли свою роль деревья около больницы.
Здесь воздух горяч, как в печке. По улице валяются разные беспризорные обрывки разрушенного домашнего уюта, вся та труха, которая наполняется годами и представляет главный резервный фонд для огня. Среди прочих листков красноармеец поднимает колчаковскую полусотню. Вертит в руках новенький ещё, узкий зелёный билет.
— Пожар-то всё нутро вывернул наизнанку. Долго же они их хранили!
Громадное общественное бедствие. Десятки людей без крова. Десятки борются с огнём, спасая другие части города, борются для собственной жизни. А извозчики и водовозы зарабатывают.
Обезумевшие от страха люди ищут везде, где можно, «средства передвижения». В ход идут даже ручные тележки. За перевозку вещей извозчики заламывают дикую цену. Берут по пятёрке, чтобы отвезти за несколько кварталов. И редко у кого находится достаточно спокойствия, чтобы не поддаться рвачу. При отказе извозчик взмывается в амбицию:
— Я к милиции обращусь!
Однако старательно объезжает милиционера стороной, чтобы не попасть на перевозку раненых.
— Я к милиции обращусь!
Однако старательно объезжает милиционера стороной, чтобы не попасть на перевозку раненых.
Жалкие водоразборные будки города не справляются с работой. Вся вода идёт на пожар. Город хочет пить, но водовозов нет как нет. В домах сухо.
В шашлычную окольными путями — чтобы не завернули на пожар — прибыл водовоз. Милостиво разрешает взять у него воды некоторым частным гражданам по цене самой сходной: по 5 коп. за ведро. При этом строг и справедлив: никому больше ведра».
Едва новость о пожаре достигает отдыхающих за городом около Бердска, как среди них начинается настоящая паника. Отходящий пароход не вмещает всех желающих срочно отбыть домой. Как писала газета, «всё расстояние от Бердска до Новосибирска покрылось бегущими пешком новосибирцами».
Едва новость о пожаре достигает отдыхающих за городом около Бердска, как среди них начинается настоящая паника. Отходящий пароход не вмещает всех желающих срочно отбыть домой. Как писала газета, «всё расстояние от Бердска до Новосибирска покрылось бегущими пешком новосибирцами».
Общий вид пожара со стороны улицы Ленина. Из номера газеты «Советская Сибирь» от 24 июня 1926 г. Фото: poisk.ngonb.ru
21 июня 1926 года вошло в историю Новосибирска как день второго по величине пожара двадцатого столетия.
Полностью сгорело десять домов, в больницы доставлено сорок пожарных, в том числе одиннадцать — в тяжёлом состоянии. Тридцать одна семья осталась без крова.
Испорчено несколько сотен пудов железных изделий на складах Окрсельскосоюза (расплавилось, пришло в негодность 60 американских сенокосилок, 100 конных граблей, 20 сортировок, 11 сеялок, 10 жаток). Трёхэтажное каменное здание Окрсельскосоюза уцелело, но сильно пострадало: огнём повредило нижний этаж с деревянным полом и верхний с тесовыми перегородками.
На следующий день глазам прохожих предстало унылое и печальное зрелище:
«Двор Сибсельскосоюза после пожара представлял собою костёр, ещё тлеющий и дымящийся. По всему двору в беспорядке валялись обгоревшие балки и брёвна. В глубине двора — кучи раскалённых гвоздей и железных скоб. Это — товар склада сельскосоюза. Установить количество железных изделий пока нельзя, по словам доверенного сельскосоюза, огнём накалено около сотни пудов. В сарае частного владельца Мамычева, откуда вырвалось пламя, погибла одна автомашина».
На следующий день глазам прохожих предстало унылое и печальное зрелище:
«Двор Сибсельскосоюза после пожара представлял собою костёр, ещё тлеющий и дымящийся. По всему двору в беспорядке валялись обгоревшие балки и брёвна. В глубине двора — кучи раскалённых гвоздей и железных скоб. Это — товар склада сельскосоюза. Установить количество железных изделий пока нельзя, по словам доверенного сельскосоюза, огнём накалено около сотни пудов. В сарае частного владельца Мамычева, откуда вырвалось пламя, погибла одна автомашина».
Из газеты «Советская Сибирь» от 24 июня 1926 г. Фото: poisk.ngonb.ru
На следующий день после диверсии начала работу специальная комиссия, разбиравшая случившееся. Что это были за поджоги? Кто хотел спалить город и с какой целью? Увы, результаты работы комиссии широкая публика не узнала: прошло без малого сто лет, а вопросы так и остались без ответов. Либо ответы до сих пор скрыты в старых довоенных архивах.
Постскриптум
Осталась и ещё одна маленькая загадка. Пожар на улице Рабочей начался с поджога сена во дворе дома «частного владельца» Мамычева. Богатого владельца, надо сказать! В его сарае автомобиль сгорел, а автомобиль в середине 20-х годов — вещь дорогая и статусная.
Не тот ли это Мамычев, о котором «Искры» уже писали?
Не тот ли это Мамычев, о котором «Искры» уже писали?
поделитесь статьей
Не забудьте подписаться
Хотите узнавать о выходе новых статей на «Искрах»? Подпишитесь на рассылку и будьте в курсе самых свежих культурных и научных событий города.