Мост через Обь и «Железная дорога» поэта Некрасова

Те, кто хорошо учился в шестом классе, наверняка узнали строки из стихотворения Николая Некрасова «Железная дорога». Даже сейчас, в эпоху хоррора в кино и литературе, оно производит сильное впечатление: пять тысяч мертвецов, вставших из могил, спешат за поездом, в котором едет генеральский сын Ваня, и загробными голосами жалуются на тяжкий труд, отправивший их на тот свет.

То обгоняют дорогу чугунную,
То сторонами бегут.
Слышишь ты пение?.. «В ночь эту лунную
Любо нам видеть свой труд!»

Но правду ли говорят мертвецы и поэт Николай Алексеевич Некрасов? Действительно ли российские железные дороги воздвигнуты на костях своих строителей? Давайте проверим это утверждение на примере строительства моста через Обь — того самого моста, благодаря которому и появился на свет город Новосибирск.

Работа на обских берегах началась с сооружения подъездных путей — земляных валов по обеим сторонам реки. Особого внимания и труда требовала левобережная насыпь — будущая железная дорога проходила здесь по низменному и затопляемому месту. Весной, во время ледохода и разлива вод, река легко могла её повредить. Чтобы этого не случилось, строители укрепляли вал специальными клетями, набитыми камнями. Подряды на эти работы брали частные предприниматели, и уже они нанимали окрестных крестьян для подвоза земли, камней, леса и дров.

Платили подрядчики хорошо: за доставку кубической сажени камня (9,713 куб. м) — 10 руб., дров — 4 руб., земли — 1 руб. 70 коп., леса — ровно 1 руб.

Неудивительно, что в волости начался настоящий ажиотаж. Вот как описывает это журналист «Сибирского вестника»:

«Лично мне приходилось за это время неоднократно побывать в разных местах Кривощёковской и соседних волостей и везде, в районе почти 100-вёрстном от линии, видел, как охотно и в большом количестве крестьяне отправлялись на заработки. При этом почти исключительно шли на работы конные, как дающие больший заработок, и только в свободное от полевых работ время. Так, зимою крестьяне вывозили из карьеров камень наломанный, подёнными рабочими возили лес, шпалы, дрова, весною и осенью производили земляные работы, возя в таратайках землю с кубика» [1].

По расчётам журналиста, в экономику волости (благодаря заработкам крестьян на строительстве Обского моста) поступило двести с лишним тысяч рублей. Но вот ведь парадокс! Большие деньги не улучшали положение крестьян, а ухудшали, потому что тратились не на развитие хозяйства, не на образование, не на благоустройство деревень, а на гульбу и водку. Все попытки властей бороться с этим пороком, увы, результата не приносили.

В начале 1894 года томский губернатор запретил все кабаки близ строящегося моста, кроме одного, располагавшегося в деревне Бугры (ныне — Кировский район Новосибирска).

Например, годовой доход генерала из некрасовского стихотворения составлял в то время меньше 2000 рублей. Естественно, долго такая монополия не продержалась. Уже в начале следующего года открылся кабак и в самом Кривощёково. За январь 1895 года чистый барыш его владельца составил 1400 рублей, а валовая прибыль — около 6000 рублей.

Мордобой, драки, смертоубийства… Власти придумали неожиданное решение: разрешили нанимать продавцами спиртного женщин, надеясь на смягчение нравов. Вот что писал об этом любопытном эксперименте «Томский листок»:

«Винная монополия открыла для интеллигентных женщин новое поприще деятельности: в кабаках за прилавком, где обыкновенно спокон веку торчал рослый детина, известный под именем «целовальника», теперь оказалась прилично одетая фигура дамы из интеллигентных слоев провинциального общества. Обычные посетители наших кабаков (или, как теперь их называют, винные лавки) долго не могли отвыкнуть от вкоренившейся в течение веков привычки говорить о таких вещах и на таком жаргоне, которые совсем исключены из обихода приличной светской речи и о которых дамам этим ранее, конечно, никогда не приходилось слышать.

В кривощёковском и бугринском кабаках прожигали жизнь за чарой хлебного вина не только крестьяне, но и съехавшиеся на стройку Обского моста рабочие. Их жизнь была гораздо тяжелее, чем у вольнонаёмных крестьян, ведь у приезжих не было ни собственного дома, ни скотины, ни возможности питаться дома, и трудились они по 10–12 часов в сутки. Особенно тяжело приходилось кессонщикам. К ним-то строки Некрасова подходят прекрасно:

Губы бескровные, веки упавшие,
Язвы на тощих руках,
Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли; колтун в волосах;

Ямою грудь, что на заступ старательно
Изо дня в день налегала весь век...
Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:
Трудно свой хлеб добывал человек!

Что такое кессон? Это огромный металлический куб без дна, с помощью которого возводится опора (бык) моста. В верхней части куба расположены компрессионная камера и воздуховод, по которому внутрь поступает воздух, выдавливая воду. Рабочая смена в этом металлическом ящике при тусклом электрическом свете и повышенном давлении длилась шесть часов, рабочий получал за неё 90 копеек.

Журналист «Сибирского вестника» описал для своих читателей, как спускаются строители на дно Оби:

«Чтобы попасть в кессон, рабочий входит в крайнюю камеру, затворяет за собою дверь и открывает кран, сообщающий его камеру со средней, то есть с кессоном. Сгущённый воздух с силой врывается в его камеру, герметически запирает наружную дверь, и когда давление уравновесится, рабочий отпирает дверь в средний цилиндр и по шахте спускается внутрь кессона. Со дна кессона вынимается земля и по той же трубе поднимается вверх и выбрасывается наружу. Одновременно на крыше, так называемом потолке кессона, производится каменная кладка, и под её тяжестью подкапываемый снизу кессон опускается вниз, а кладка одновременно растет кверху» [4].

Каменщиками на строительстве Обского моста работали иностранцы — более ста итальянских гастарбайтеров выкладывали кирпичную кладку поверх погружаемого металлического куба с русскими рабочими внутри. Когда тот опускался до скалистого грунта, начиналась кладка внутри, и этот «громадный железный ящик, в 5000 пудов, стоящий не меньше 25 000 рублей», оставался замурованным в дне реки. Речные кессоны Обского моста заглублялись ниже дна на четыре сажени (примерно восемь с половиной метров) — столько грунта нужно было поднять строителям наверх из-под каждого быка.


Очищая дно котлована от песка и гальки, рабочие доходили до вертикальных гранитных пластов и сравнивали их при помощи динамитных патронов. «Пробыв в кессоне, в сыром и очень сгущённом воздухе, рабочий выходит — усталый, разбитый, по чарке водки, небольшой отдых опять дают ему возможность продолжать тяжелый труд» [5].

Быт рабочих Обского моста пресса описывала по-разному. В «лакированном» виде это выглядело так:

«Рабочие питаются прекрасно; свежая, сытная пища не оставляет желать ничего лучшего. До какой степени предупредителен подрядчик показывает, что последний думает один фунт ржаного хлеба из четырёх, отпускаемых ежедневно рабочим в пищу, каковое количество съесть решительно невозможно, заменить одним фунтом пшеничного хлеба из так называемой раструсной обдирной пшеничной муки. Солидные, здоровые и просторные бараки, кухни, квасильни, повара, хлебопёки и квасники к услугам рабочих» [7].

Что это был за хлеб и как работали пекарни, честно рассказывала другая газета, «Томский листок»:

«В выселке Кривощёковском существует давным-давно 5 пекарен, приготовляющих на продажу чёрный и белый хлеб. Главными покупателями этого хлеба являются тысячи рабочего люда, находящегося на постройках как Средне-Сибирской, так и Западно-Сибирской ж. д. Имея в виду, что весьма часто хлеб из этих пекарен выпускается недопечённым и с посторонними примесями — тараканами, разным сором и проч., следовало бы подвергать эти заведения возможно частому осмотру со стороны санитарного полицейского надзора, а рабочих в пекарнях медицинскому освидетельствованию, так как сифилис здесь распространён в весьма значительных размерах» [8].

Да и в «лакированном» сообщении для тех, кто умеет читать между строк, имелся весьма выразительный абзац:

«Побеги рабочих или отказы законтрактованных выйти на работы и здесь нередки, некоторые из последних приносят задаточные деньги, и г. Лапицкий, хотя и без удовольствия, но принимает эти задатки и возвращает контракты» [9].

От хорошей жизни, как известно, не бегут.

Николай Некрасов живописал поэтическую картину со строительства дороги между Москвой и Санкт-Петербургом. Стихотворение его было запрещено цензурой, но, как известно, в России всё тайное тут же становится явным. И всё же, правда или нет написанное поэтом? Действительно ли российские железные дороги воздвигнуты на костях своих строителей?

Никакими историческими данными цифра в пять тысяч погибших на строительстве железной дороги между двумя столицами не подтверждается. Не было никаких массовых жертв и при строительстве других дорог, в том числе Транссиба. А то, что труд был тяжёл, зависело не столько от власти, сколько от уровня развития технологий.

В 1930–1931 гг. в Новосибирске перекинули через Обь второй железнодорожный мост. Власти объявили стройку ударной и комсомольской, в кессонах работали в самые суровые морозы и практически по тем же технологиям, что и при строительстве Транссиба. Но то, что в царское время клеймилось как эксплуатация рабочего человека, теперь именовалось трудовым подвигом.

Вот как описывает труд советских рабочих Людмила Кузменкина в статье «Имени КИМа»:

«Кессонщикам приходилось работать в кожаных сапогах на дне Оби. <...> И, как ни странно, именно этих сапог-то достать в Новосибирске в то время было невозможно. А надо было 800 пар. Как писала газета, «рабочие, занятые на постройке моста, наполовину не обеспечены спецодеждой».

<...> Как-то секретарь комитета комсомола стройки Родион Роганов вспоминал: «<...> Надвигался ледоход, но кессон ещё не был опущен. На льду появились трещины. Комсомольцы соорудили временный настил, пробирались к месту работ с шестами. Вода поднималась до 20 сантиметров в сутки. Срочно перетаскивался на берег весь инвентарь. Новосибирская молодёжь работала уже по колено в воде. 15 апреля лёд ещё не тронулся, но этого ждали с часа на час. Работы шли и ночью при свете факелов. Рискуя жизнью, комсомольцы, окружённые водой и ломающимся льдом, всё-таки опустили кессон за два часа до начала ледохода» [10].

Прямо по Некрасову:

Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли…

В любые времена и при любой власти труд чернорабочего на стройке оставался тяжёлым и опасным. Ведь со времён строителей пирамид, ворочавших многотонные глыбы камня, и до времён работяг с лопатами в сырых и мрачных кессонах на пути Транссиба по сути мало что изменилось. Бери больше, бросай дальше, отдыхай, пока летит. И надейся на светлое будущее, когда физический труд полностью заменят машины.

Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придётся — ни мне, ни тебе.

Николаю Некрасову и его поколению, увы, не пришлось. Лишь сегодня, через полтора столетия после написания им знаменитого стихотворения, наступает эпоха механизмов, заменяющих мускульный труд человека. Будет ли она прекрасной? Как говорила героиня одного новогоднего фильма, «поживём — увидим».