«Полюбивший вас Лев Толстой». Писатель Толстой и новониколаевский колёсник

Tilda Publishing
ГОРОД
Игорь Маранин

Не припомните ли крестьянина Ермохина, который приезжал к вам лет шесть назад? Мой настоящий адрес: Ново-Николаевск, Томская губерния, Кузнецкая улица, колёсная мастерская Алеева, Василию Ивановичу Ермохину. Желаю вам, Лев Николаевич, здравия и долгой жизни. 1 августа 1910 г.

Из письма В. Ермохина Л. Толстому
Лев Николаевич Толстой в парке Ясной Поляны, 23 мая 1908 года. Фрагмент фотографии Сергея Прокудина-Горского, wikimedia.org
Самолёты, спутники, автомобили, телевидение, компьютеры, мобильная связь… Из нашего уютного далёка кажется, что ХХ век кардинально изменил человеческую жизнь.
Но если внимательно приглядеться, изменились окружающие человека вещи, а сам он, и его чувства, и его житейские заботы остались теми же.
Под каждым фрагментом мозаики современного быта найдется аналогичная по сути картинка из прошлого. «Как всё вздорожало! — восклицал томский журналист [1] в 1910 году. — Я беседовал с одним старожилом, который помнит время, не очень давно прошедшее, когда в Томске, например, фунт мяса стоил пятачок, курицу можно было купить за 20 копеек, десяток яиц за гривенник и т. д.

— Я вас спрашиваю, — скорбел старожил, — кто может теперь есть яйца, когда десяток яиц не первой свежести стоит 45 копеек. Кому доступна курица, за которую на базаре спрашивают 1 рубль 20 копеек? Просто невозможно понять, как может теперь существовать бедняк; мясо 17–18 копеек за фунт доступно теперь только людям со средним достатком. Семейный бедняк, которому надо 4–5 фунтов мяса в день, никак не может доставить себе этого удовольствия. Чем же питаются бедные люди?
«Томские губернские ведомости» от 10 января 1910 года.
Я не удивляюсь, что люди стали хилы, что здорового человека теперь редко увидишь; тысячи болезней новых теперь стали известны, эпидемии нигде не прекращаются.
Всюду принимают против этого меры, наводят чистоту, только забывают об одной мере, самой главной: сытость.

Прежде сытость была доступнее и оттого люди меньше болели. Прежде жили гораздо грязнее, чем теперь, о гигиене не имели понятия, но были здоровее, потому что были сыты. За полтинник бедная семья могла устроить себе праздничный день: несколько фунтов мяса, несколько фунтов хлеба, овощей, молока — всё это на полтинник можно было купить. А суньтесь теперь на базар с полтинником — что вам дадут? Эх, не вернётся доброе старое время…»

Сегодня каждую весну и каждую осень тысячи новосибирских автомобилей выстраиваются в очередь к шиномонтажкам, чтобы поменять зимнюю резину своих машин на летнюю или наоборот.
Сто с лишним лет назад жителей Ново-Николаевска заботило то же самое: только вместо резины они меняли экипаж целиком — санный на колёсный.
«Стоявшая в последние дни тёплая погода много содействовала таянию снега и дорога совершенно испортилась, и ездить по ней трудно, особенно на санях. Потому вчера многие извозчики выехали на биржу в летних экипажах. Совершенно иначе чувствуют себя подгородние крестьяне, приезжающие в город — в поле дороги покрыты ещё глубоким снегом, так что на колёсах ехать нельзя, а в городе они покрыты назьмом, так что трудно ездить на санях» [2].
«Томские губернские ведомости» от 15 марта 1901 года.
Экипажная и колёсная мастерская И. С. Алеева (в переводе на современный язык — СТО для гужевого транспорта) располагалась в доме № 37 по Кузнецкой улице. Здесь ремонтировали любые экипажи: зимние, летние, рессорные, полурессорные, городские ходки и крестьянские телеги. И склад при мастерской был, где всегда в большом количестве можно было найти окованные и неокованные колёса, ободья и дубовые спицы.
МиГ-15. Самолёты над Ельцовкой и «Миги» против «Сейбров»: о Евгении Пепеляеве – лучшем советском асе Холодной войны
Улица Кузнецкая (сейчас - улица Ленина), вид на здание Городского управления, 1905-1911 гг. Фото: nsk-kraeved.ru
Помимо ремонта, мастерская Алеева и сама изготовляла новые экипажи. Вот так бы и на современных СТО: не только ремонтировали, но и выпускали автомобили! Шутка, конечно… Кузнецкая по праву считалась улицей бойкой: экипажи везли по ней пассажиров от железнодорожного вокзала к базарной площади и Николаевскому проспекту, на котором располагались все значимые учреждения города — магазины, банки, страховые компании.
Извозчиков было много: в 1910 году их насчитывалось 1315 человек на 60 000 жителей. Один извозчик на 45 горожан! Есть ли у нас сегодня в городе 35 с половиной тысяч такси? Думаю, что нет.
Неудивительно, что без работы экипажная мастерская Алеева не простаивала, а её услуги пользовались огромным спросом.
Но в историю Новосибирска мастерская вошла не трудовыми достижениями, а тем, что работавший у Алеева колёсный мастер Ермохин переписывался и встречался с самим Львом Толстым!
Их переписка началась в 1903 году: в начале ноября среди корреспонденции Толстого, проживавшего в Ясной Поляне, оказался толстый конверт со множеством листков, исписанных незнакомым неровным почерком. На конверте стоял саратовский штемпель, а отправителем значился некий колёсарь-одиночка Василий Иванович Ермохин из Покровской слободы близ города Саратова.

Имея три класса образования, удивительный этот человек не только много читал, но и тщательно обдумывал прочитанное, мысленно соглашаясь или, наоборот, споря с автором.
Пока руки его работали, колёсных дел мастер размышлял — ни много ни мало об устройстве Вселенной и роли в ней человека!
Вот только поделиться своими размышлениями ему было не с кем.

«Мы сострадаем не только о тех страдальцах, которых мы видим, — писал он Толстому, — но и о тех, о страданиях которых мы только услышим, и, наконец, о тех, о страданиях которых мы узнаём из истории. Когда читаешь книжечку «Хижина дяди Тома» — это давно уже прошло, но у тебя дух спирается в гортани и книжечка выпадает из рук».

Письмо привело Толстого в полный восторг, и он практически тут же на него ответил:

«Я поручил знакомому передать вашу статью или в философ[ский] журнал или в «Научное Слово». Личность ваша тоже очень заинтересовала меня. Вы меня очень обяжете, сообщив мне о себе подробности вашего возраста, семьи, образа жизни. От души желаю вам всего хорошего. Полюбивший вас Лев Толстой» [3].
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 74. С. 231.
Окрылённый ответом, Ермохин записал свою автобиографию и со следующим письмом отослал писателю:

«Я крестьянин Симбирской губ., Буинского уезда, из дер. Аркаевой. Мне уже 45 лет. Семья моя состоит из пяти человек. Кроме меня — жена (больная), два сына, первому девятнадцать лет (он у меня уродлив ногами), другому семнадцать лет. Затем две девочки, одной тринадцать лет, другой четыре года. Только пять лет прошло, как я продал свой домишко и уехал из своей деревни со всей семьей. За это время я пожил два года в Посад-Дубовке, а последнее время нахожусь в Покровской Слободе, проть Саратова.
Причина моего выезда из своей деревни та, что в нашей местности нет достаточной работы по моему ремеслу, да не только по моему, но и вообще мало.
Я начал ходить на отхожие заработки с осьмнадцати лет и продолжал это вплоть до моего выезда — ежегодно; это мне страшно надоело, и я решился выехать со всей семьей и поселиться там, где мое занятие (колёсное ремесло) было бы беспрерывно во весь год.
И вот я теперь этого добился, но лучше себе я этим ничего не сделал, но сделал да хуже.
Теперь я работаю ежедневно во весь год, кроме праздников, по двенадцать часов в зимнее время и пятнадцать часов в летнее время, но нуждаюсь все так же, как я нуждался и в деревне, а кроме того, я теперь скитаюсь со своей семьёй по дурным квартирам, а в деревне моя семья жила спокойно в своём доме, а ходил на стороне только я по летам, и не часто доводилось и по зимам, когда уж очень сильно прижимало нуждой. Теперь я с радостью бы вернул свою семью в деревню, где есть у меня и небольшой земельный надел, но никак не могу скопить для этого и одной сотни: и просто живём — из рук да прямо в рот» [4].
Фрагмент из автобиографии приведён в ст. Тирской С. «Житель Алтайского края встречался и вёл переписку со Львом Толстым» («Алтайская правда» от 7 декабря 2020 г.).
Удивительное дело! Человек, который работал по пятнадцать часов в сутки, успевал не только читать и размышлять над прочитанным, но и спорить! Да не с кем-нибудь — с Ницше. На исходе осени того же года он напишет Толстому: «Я начал чертить книжку на главную мысль Ничше, а именно о попрании нравственности в угоду будущего сверхчеловека».

Лев Николаевич коротко, но с удовольствием отвечал на эти простые и искренние послания. Давал комментарии, как сказали бы сегодня.
Комментарии автора «Войны и мира» и «Анны Карениной» касались не только рассуждений о смысле жизни, о нравственности, о свободной любви, о теориях Ницше или перспективах воздухоплавания, но и дел совершенно житейских.
«Не могу удержаться, чтобы не сказать вам того, что, может быть, вам будет неприятно, — писал он в декабре 1903 года, — но считаю своим долгом сказать вам, а именно то, что, как пишете, вы пьете вино и находите это если не необходимым, то полезным в тех условиях, в которых вы находитесь, что очень огорчает меня. Я думаю, употребление вами вина и именно в ваших условиях и с вашими большими умственными силами особенно вредно и что вам надо употреблять вашу силу на то, чтобы освободиться от этой вредной привычки. Простите за непрошеный совет и верьте моей искренней симпатии и уважению» [5].
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 74. С. 258.
В 1904 году Ермохин сорвался с места и отправился вместе с сыном Степаном в Ясную Поляну. Очень уж ему хотелось увидеть великого писателя своими глазами, побеседовать с ним, услышать его голос и оценку тех суждений, которыми он делился. Журналы, в которые обратился Толстой, печатать эти суждения отказались — им они оказались малоинтересны. Ну кто такой колёсных дел мастер из-под Саратова? А великий русский писатель не только нашёл время обстоятельно побеседовать со своим гостем, но и предложил ему помощь в устройстве на работу — кондуктором на железную дорогу. Ермохин от предложения отказался: он всю жизнь делал руками колёса и переучиваться не захотел.

В 1907 году беспокойный характер колёсника Ермохина сподвиг его на новый переезд — в быстро растущий сибирский город Ново-Николаевск. Устроившись в экипажную мастерскую к Алееву, он перевёз к себе жену и четверых детей. Новый город поражал деревенских жителей своей необыкновенной, на американский манер, суетой. Вот как об этом вспоминает в своей книге Глеб Булах:

«После жизни, проведённой в Крутихе, Ново-Николаевск показался мне таким чудесным городом, каким я представлял себе только столицу. Мощёные улицы, по которым ездят фаэтоны, а не телеги, как в нашей Крутихе. Каменные дома с большими застеклёнными окнами, а не подслеповатые крутихинские избушки. Хорошо, по-городскому одетые люди, рядом с которыми одежда моя и отцовская казалась жалкой и убогой. Конечно, впоследствии, когда я побывал в других, более культурных городах, мой восторг от Ново-Николаевска самому мне казался смешным. Но тогда, после Крутихи, этот провинциальный губернский город поразил моё воображение» [6].
Булах Г. Молодость, ты прекрасна! Записки инженера (С.-Пб., 2008).
МиГ-15. Самолёты над Ельцовкой и «Миги» против «Сейбров»: о Евгении Пепеляеве – лучшем советском асе Холодной войны
Улица Кузнецкая (сейчас - улица Ленина), 1915 г. Фото: nsk-kraeved.ru
Ермохина Ново-Николаевск ничем особенным не поразил. Другое привлекало его здесь: хорошая работа и возможность развиваться дальше. Вскоре он стал частым гостем в книжной лавке и библиотеке Общества приказчиков, ходил слушать ораторов на демонстрации и маёвки, хранил дома нелегальную литературу. И продолжил прерванную переписку со Львом Николаевичем:
«Многоуважаемый Лев Николаевич! Шлю я тебе мои две статейки — «Разговор двух крестьян о смертной казни» и «Вред безбрачия». Да третью заметочку по поводу изобретения воздухоплавания. В посылке этой я порешил так: если есть у него время и здоровье и не завален подобными лучшими присылками, то он прочтёт. Но если что-либо не позволит ему это сделать, то ведь я посылаемое ему не купил. И нельзя сделать того, чтобы Лев Николаевич выслушивал нас всех, что кому взбредёт в голову» [7].
Цит. по ст. «О чём Лев Толстой писал в Новониколаевск?» («Вечерний Новосибирск» от 6 октября 2007 года).
Это письмо ушло в Ясную Поляну 1 августа 1910 года, а уже 13 августа последовал ответ писателя:
«Прочёл с большим интересом ваши две статейки, особенно понравилось мне о безбрачии. С мыслями, выраженными о смертной казни, я вполне согласен, но в ней нет той цельности, которая есть в статье о безбрачии. Вижу, что мы с вами одних и тех же взглядов, и мне всегда приятно быть в общении с такими людьми» [8].
Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 82. С. 108.
Через три месяца, 7 ноября 1910 года по старому стилю, Лев Николаевич Толстой умер. На это печальное событие откликнулась вся страна.

«С похоронами опоздали на несколько часов. Кого-то ждали, беспрерывно приходили какие-то телеграммы, и все приехавшие — несколько тысяч человек — хотели непременно проститься с покойным. А это требовало времени.
Гроб был поставлен в небольшой проходной комнате, и через эту комнату с благоговением, но без слов и без слёз проходили тысячи людей.
Слышно было только робкое шарканье бесчисленных ног и общий затаённый вздох тысяч людей…» [9]
Сытин И. Д. Жизнь для книги (М., 1926).
В Ново-Николаевске решили увековечить память писателя: старейшая городская библиотека, основанная ещё Григорием Будаговым, попросила у вдовы писателя права называться его именем. Софья Андреевна Толстая такое разрешение дала и прислала в дар фотографию мужа с дарственной надписью.
Фотография Льва Николаевича Толстого, хранящаяся в библиотеке его имени в Октябрьском районе Новосибирска. Фото: cbstolstoy.ru
Большим потрясением стала смерть Льва Николаевича и для Ермохина. Но у него остались письма — самое ценное, что можно сохранить на память о человеке.
Именно эти письма и стали причиной его отъезда из Ново-Николаевска. Своей неуёмной жаждой чтения, в том числе книг, запрещённых цензурой, колёсных дел мастер привлёк внимание полиции, и некий исправник Попов произвёл в его доме обыск, изъял книги, рукописи и переписку с Толстым. Ермохин места себе не находил! Его мысли, его разговоры с великим писателем унёс с собой мелкий полицейский чин, который явно не понимал их ценности. Василий Иванович отправился в участок и потребовал вернуть письма, грозя дойти с жалобой до министра внутренних дел. Спустя некоторое время часть изъятого ему возвратили. Опасаясь, что полицейские чины передумают, Ермохин покинул Ново-Николаевск и обосновался в небольшом селе под названием Усть-Чарышская пристань. Занятия своего он не оставил, и вскоре его колёсная мастерская стала известна во всей округе.
поделитесь статьей