Доминируй, доминанта! Восклицание №2: ось до самого неба

Быстрое превращение Новосибирска в мегаполис стало очевидным и объективным процессом еще в 30-х, а демографический рывок, обусловленный эвакуацией, дал понять, что произойдёт это даже не послезавтра или завтра, а «здесь и сейчас».

И все — и горожане, и зодчие, и строители — уже внутри процесса. Потому борьба с главными детскими болезнями Новосибирска — аморфностью и композиционным расползанием — была осознана как главная градостроительная задача.

Причём некоторые из них должны были стать диагональными — этакой тонусной встряской для продольно-поперечной планировки. Впрочем, диагональные проспекты были нужны не только для того, чтобы разбавлять собой «клетчатую» планировку. Был у них и строгий функционал. Во-первых, служить рациональными транспортными связками. Во-вторых, быть связками зрительными — усиливать цельность и визуальную проницаемость городской застройки. Как работает эта функция, отлично видно на примере Вокзальной магистрали: она словно выводит главный вокзал в компанию к зданию оперного театра. Потому в визуально-психологическом смысле два самых эстетически мощных здания новосибирского центра как бы совсем рядом, как братья на парном портрете. Хотя наяву между ними — минут 20–30 пешей прогулки.

На предвоенных увражах А. Д. Крячкова, сугубо эскизных и весьма приблизительных (этакие мысли тушью по бумаге), эти здания-акценты нарисованы ступенчатыми башнями в духе московского Дворца Советов и нью-йоркских небоскрёбов. Но уже в 40-х эстетика этих объектов меняется радикально: вместо кристаллобразных зиккуратов — здания со шпилями. Шпиль в архитектурный обиход СССР массово вернулся в 1943–1944 гг. благодаря коллективному подвигу Ленинграда: архитектурные приметы этого города, словно окрашенные его трагическим героизмом, стали восприниматься и величественно, и актуально. Неудивительно, что в арсенале Андрея Дмитриевича шпили тоже в 1944-м появились.

К теме высотных доминант Крячков вернулся именно тогда, на исходе войны: в 1944-м в Новосибирске надумали строить большой специализированный район из двух кварталов — в нём должны были разместиться учреждения Западно-Сибирского отделения Академии наук СССР. Постройки Академии должны были занять собой обширное пространство, очерченное Красным проспектом, Советской, улицами Гоголя, Достоевского, Державина и Фрунзе.

До детализированной вариации проекта дело не дошло, но те чернильно-акварельные увражи, что остались в архивах, обладают завораживающим имперским шармом.

Больше всего это было бы похоже на комплекс Главного штаба в Петербурге — тот самый, с аркой, колесницей и крылатой девой Никой-Победой, под сенью Александрийского столпа. Плюс доза Адмиралтейства.

Такие же монументальные замкнутые контуры, арки, мощь. На родство с Адмиралтейством намекал административный корпус — визуальное ядро и самый детально прорисованный Крячковым объект. Основной вертикалью этого здания служил шпиль — он возносился на 70 метров.

Правда, вместо петербургского кораблика он нёс на себе типичную «финалку» всех советских шпилевых зданий — звезду, обрамлённую венком, — элемент, который архитекторы фамильярно называли «крабом».

Комплекс дал бы центру Новосибирска совершенно иные пропорции, визуальную связанность. А Дом офицеров получил бы архитектурного напарника — здание, образующее с ним единый ансамбль.

Из всего огромного замысла удалось воплотить лишь здание Президиума Западно-Сибирского филиала Академии наук СССР, построенное, к слову, не с нуля, а как монументальная переделка довоенного фельдшерского техникума. Если всмотреться, в декоре кое-где проступают более простые формы 30-х, но в целом здание олицетворяло именно новый, триумфальный скрипт советской архитектуры.

Правда, песня эта закончилась буквально на первых нотах — уже в 1948-м в столице было решено академический квартал в центре Новосибирска не строить, а подумать над иной его локализацией.

Впрочем, саму матрицу шпилевого здания, этакой иглы, сшивающей пейзаж, в уме держали вплоть до злополучного Постановления об архитектурных излишествах. Небо Новосибирска должны были прошивать собой несколько разноразмерных шпилевых зданий — от 9–14-этажных (на композиционно важных отрезках улицы Орджоникидзе, проспекта Димитрова, Октябрьской магистрали и улицы Горького) до настоящих гигантов, полных эквивалентов московских высоток.

Таковыми должны были стать большая библиотека, замыкающая собой улицу Восход, и её композиционная «собеседница» на другом берегу Оби, на единой оси Октябрьского моста — высотка с двумя симметричными сквозными арками.

Библиотека, случись ей быть построенной, выглядела бы апофеозом зрелого сталианса. Огромное уступчатое здание совмещало в себе черты древнерусской церковной архитектуры, каменного терема предпетровской поры, мотивы готики, классицизма, ар-деко и даже древних тираний Востока. Например, за египетскую цитатность там отвечали бы несколько тучных, как мейн-куны, сфинксов, усевшихся на нижнем ярусе. Да, гибридные египетские челокотики в компании бетонных рабочих, студентов и лётчиков — престранное зрелище. Но в пору предзакатно пламенеющего сталианса в таких смесях ничего странного не видели.

Было велено осваивать классическое наследие и вводить символически переосмысленные элементы. Велено — будет. Сфинксам в данном случае поручили олицетворять мудрость древности и тайны науки (близкие к скорой разгадке, разумеется).

Даже здания, которые не являлись ни высотками, ни даже многоэтажками, в этом концепте наделялись важной ролью. Они тоже были фиксаторами главных планировочных осей. Октябрьский район получил бы сразу две оси — одну классическую, связывающую высотку библиотеки с левобережьем, а вторую — диагональную, которая должна была пойти от Дома Ленина и памятника Сталину (да, на месте Никольской часовни стоял именно такой идеологический объект, и системообразующая роль за ним числилась, так сказать, по умолчанию).

И даже когда сам конструктивизм вышел из моды (точнее, был выведен из моды под конвоем), а месье Ле Корбюзье демонстративно разлюбили и прогнали со двора, от идеи диагональных осей для Новосибирска не отказались. Очень уж они к месту были в этом конкретном городе!

Про ось улицы Восход, моста и проспекта Маркса, ось Октябрьской магистрали, ось улицы Орджоникидзе и Вокзальной магистрали мы уже поговорили — на них должны были работать шпилевые многоэтажки и высотки. Но не менее эффектные оси доверили и зданиям поменьше — аэропорту, зрительно венчавшему собой северный конец Красного проспекта, и Речному вокзалу.

Речной вокзал должен был стать маркером оси-диагонали, восклицательным знаком мощной улицы-эспланады, идущей из центра, от площади Свердлова до берега Оби. Речной вокзал, разумеется, замышлялся во вкусе эпохи — со шпилем, колоннами, аркадами и симметричными крыльями, по аналогии с Северным речным вокзалом Москвы (который в 1930–1950 гг. служил цитатным триггером вообще для всех вокзальных зданий СССР). В этой эффектной идее были задействованы уже готовые наработки 30-х — например, очень монументальный Дом грузчиков — и новейшие здания, проектировавшиеся уже целевым образом, собственно для эспланады.

Реликтом этого замысла служит ближайший сосед Дома грузчиков — здание с башенкой и четырёхгранным куполом, скруглённым по рёбрам. Вместе они должны были образовать портал эспланады.

Кстати, есть в Новосибирске ещё пара зданий с такой же изначальной ролью — это два зеркально-идентичных довоенных дома на улице Большевистской. В момент строительства они мыслились как обрамление въездной эстакады будущего Мелькомбинатовского моста. Правда, до моста там тогда дело не дошло. И в 60-х между домами-близнецами воткнули унылую младшую сестрёнку — врезку-хрущёвку. Корпус самого ординарного хрущёвского фасона.

Впрочем, ось из центра до реки, обская эспланада — она из той же грустной обоймы. Речной вокзал со шпилем идеально вписывался в хейт-лист поздних 50-х. Потому там и в том виде его было решено не строить. А на ось эспланады спешно и с отчётливой яростью посадили очередную хрущёвку — практически уронили на эту ось, словно гильотинный резак на тот канат из «Игры в кальмара». И всё, никакой диагонали, обычная продольно-поперечная сетка улиц…

Силикатные и панельные «типовухи» — это в 60-х вообще было излюбленное средство борьбы с имперским духом. Действенное, к слову. Потому что чем кондовее, чем примитивнее, тем сильнее удар по этому самому духу.

Однако пресечь агрессивные упростители смогли не всё. Северная ось, увенчанная зданием аэровокзала, таки успела сложиться.

Она, пожалуй, из всех удавшихся самая цельная после оси «Вокзал — НОВАТ». Даже сама типология зданий-маркеров похожа: и там, и тут — образцы вокзальной архитектуры, каждый из которых ярко олицетворяет свою архитектурную эпоху. Вокзал — индустриальный романтизм 30-х, уже поигрывающий бронзовеющими античными мускулами, но всё ещё с нотками футуристического куража, аэровокзал — уже зрелый, отточенный стиль триумфа. Стиль, которому, по большому счету, даже и гигантизм уже не столь нужен — на величие работают пропорции здания и безупречность его силуэта.

Аэровокзал, маркер северной оси, именно таков — физически он сравнительно невелик, но с такой прицельной точностью поставлен в конце зелёной улицы-аллеи, что его «эмоциональная» величина гораздо больше физической. Это здание рождено для своей архитектурной магии — оно создано манить, царствовать, торжественно приближаться, олицетворяя чудо встречи с небом. Шпиль его — игла, сшивающая землю с пространством чуда.

Не будь у здания этого элемента, оно, конечно же, не потеряло бы причастность к эстетике триумфа, но пропорции его стали бы обыденными — сугубо физическими. Без всяких «эмоциональных» габаритов.

Эта линия — связка Красного проспекта и улицы Аэропорт, — пожалуй, самое наглядное доказательство того, как дивно работает в ткани города планировочная ось. Да ещё и в союзе с хорошо проработанным акцентным зданием.

Впрочем, это — сослагательное наклонение. А оно и в человеческой, увы, и в городской биографии — сугубо грамматический фантом.