Доминируй, доминанта! Восклицание №1: как Новосибирск боролся с синдромом столешницы

Пожалуй, вся жизнь Новосибирска — это смешение везения и столь же яркой невезухи. Причём того и другого поровну — и использованных шансов, и шансов досадно упущенных. И антифакторов, о которые город споткнулся на бегу, как непоседливый, не глядевший себе под ноги ребёнок.

Вот, к примеру, ландшафт, городская геодезия. Тут Ново-Николаевску/Новосибирску, как той спящей принцессе, достался настоящий подарок фей. Целый подарочный набор: мощная, живописная река; целая вязь малых рек; уверенные грунты над гранитной платформой (тут завистливо вздохнули зыбкий, подтекающий болотной жижей Санкт-Петербург и стоящая на карстовых холмах Уфа), плоский по большей части рельеф (устало хмыкнул Владивосток, изнурённый своими покатыми улицами на сопках).

При том и умеренные ландшафтные акценты на периферии есть — возвышенное плато, к примеру, пёстро-бархатное от рощ и ельников.

Впрочем, новосибирское градостроительство мало когда бывало вдохновенным. Оно чаще было азартным. И ажиотажным. А это, согласитесь, несколько разные качества. Занимаясь собственным «бодибилдингом», юный город предпочитал развивать те детали своего телосложения, которые требовали наименьших усилий. И давали максимально скорострельный результат.

Такая суетливая рациональность дала невкусные плоды ещё в самом отрочестве города: уже в 1910-х и гости, и представители властей мрачно констатировали, что облик Ново-Николаевска причудливым образом сочетает сумбурность и монотонность.

Спросите, как это вообще возможно? Да легко! Нашему герою это точно удалось на ура: на перепадах ландшафта, вдоль малых рек — деревянное месиво нахаловок, на удобной плоскости — скучноватая, утилитарно-торопливая застройка по казённым проектам. Без особых амбиций.

Нет, амбиции-то были, и немалые. Но сугубо коммерческие, рационалистские. И на эстетику места они редко распространялись.

И, что особо удивительно, панораму юного города не тонизировали даже объекты, которые на Руси исконно считались восклицательными знаками пейзажа, его пламенными свечами. Речь о церквях.

Ко второму десятилетию XX века в Ново-Николаевске было семь православных церквей, католический костёл, лютеранская кирха и магометанская мечеть. Деревянные церкви обладали очевидной купеческой удалью стиля (причудливые сочетания композиционных объёмов плюс резной, весьма «финтифлюшечный» декор). Но это был по большей части сомнительный эффект подмигивания в темноте. Ибо стояли многие эти здания не на панорамно выгодных местах, а по резонам жёсткого рацио. То есть при кладбищах — на периферии тогдашнего города.

Так что византийское соло собора Александра Невского звучало как-то одиноко. Деревянные церкви восклицательными знаками не стали. Оказались строчными буквами в довольно невнятном зодческом тексте.

Конечно, было по этому поводу беспокойство. И фрустрация. И рефлексия. И попытки возразить инерции.

К удачным попыткам, бесспорно, стоит причислить знаменитые «крячковские» школы. Андрей Дмитриевич Крячков был человеком с прививкой петербургской отточенной гармонии. Потому к телесности нескладного мальчишки Ново-Николаевска он подходил без всяких скидок на малолетство подопечного.

Начальные школы знаменитой «крячковской дюжины» встраивались в ткань города именно как акцентные объекты — в яркой двухцветной колористике (сочетание чистого кирпича и оштукатуренных поверхностей), на углу кварталов. И башенки с яркими кронами (купольно-коническими и четырёхгранными) феерически выделялись в плоском, приземистом городе. В пору своей новизны эти здания смотрелись настоящими небоскрёбами, дарами из светлого будущего. Благодаря этой детали обобщённый образ крячковской школы имеется в уме у каждого новосибирца, мало-мальски осведомлённого по части местной исторической застройки.

И что интересно, эти элегантные башенки — отнюдь не чистое эстетство Андрея Дмитриевича. Это, вообще-то, элемент коммунальной инфраструктуры: в башнях, под сводами их куполов, располагались огромные баки-диспенсеры — ключевые компоненты водопроводно-канализационной системы. Крячков рассудил, что дети Ново-Николаевска должны отмывать от чернил свои ладошки не у заледенелой бочки на дворе, а в безупречных, сияющих кафелем санузлах.

Ну, а изящные башни были побочным плодом замысла.

Побочным, но дивно вкусным. Там, где крячковским школам удалось хотя бы приблизительно сохранить свой изначальный архитектурный силуэт, «синтаксис» пейзажа до сих пор хорош. Даже в изменившихся пропорциях огромного города.

Идея акцентного здания для угла улиц вообще очень к лицу нашему городу всю его жизнь — и в ново-николаевском детстве, и в пору юности с новым именем Новосибирск.

Прописанный Крячковым принцип активного угла сохранялся и развивался и в 20-х, и в 30-х, и на излёте зрелого сталианса — пока неоклассическая замкнуто-квартальная застройка не сменилась строчной хрущёвской.

Потому что именно в Сталинграде этот принцип воплощали с наибольшим азартом. Настолько обильно и масштабно, что это числилось самобытной изюминкой города. ЦУМ, Дом Консервщиков, Дом Коммунальщиков, множество других — все фиксировали собой углы улиц. Считалось, что эстетически неоформленное перекрестье магистралей выглядит сыро и аморфно.

Наглядная логика в этом есть. Посмотрите, например, как роскошно смотрятся угловые дома на бывшей улице Жданова, ныне Авиастроителей. В Новосибирске эта улица — настоящее супершоу «сталинградских углов».

К слову, в самом-то Сталинграде-Волгограде из их былого довоенного богатства осталось очень мало — огромный и роскошный Дом Коммунальщиков под корень скосила война, ЦУМ потерялся в послевоенной сетке перекроенных улиц, другие здания при восстановлении просто разрезали на сгибе, превращая в отдельные корпуса. А многие и вовсе снесли окончательно, заменив домами попроще.

Впрочем, вплоть до августа 1942-го Сталинград был главной (после Москвы) витриной советской блиц-урбанизации. На этот стремительно строящийся город равнялись другие региональные столицы, сталинградские успехи демонстрировали иностранцам — специально для этого там на главной площади впритык к красавцу ЦУМу была построена гостиница «Интурист». Это была по-своему уникальная практика — показывать иностранцам абсолютно новый, фактически, город, без всякой царицынской предыстории.

Потому сталинградские наработки во всех прочих городах воспринимали с энтузиазмом и старались повторить у себя с локальными вариациями. Например, таким цитатным объектом стал сталинградский ЦУМ.

Вообще-то концепт универмага с фасадной частью в виде полуцилиндра, покрывающего собой стык двух улиц, не был специфически сталинградской идеей — его изначально предложил нескольким городам ленинградский институт «Госгипроторг» в исполнении нескольких своих архитекторов.

Самыми эффектными и известными конвертациями стали сталинградская и нижегородская (горьковская) — Автозаводский универмаг.

В Новосибирске же на конкурсе выпускных работ студентов Сибстрина засветился проект большого универмага, который должен был оформить собой стык Красного проспекта и ещё не существующей тогда Октябрьской магистрали.

Собой универмаг представлял бы этакий синтез сталинградского ЦУМа и нижегородского Автозводского универмага.

Здание впечатляюще выглядит даже сейчас, даже в виде рисунка. Дойди работа выпускника до реального воплощения, створ Октябрьской магистрали смотрелся бы просто роскошно, совершенно столично.

И это здание явно было бы флагманским городским магазином — ЦУМом или, как тогда чаще говорили, Универмагом Главторга (была в сталинском СССР такая госкорпорация люксовой розницы, объединяющая ЦУМы региональных и союзных столиц).

Работу студента похвалили и почтили высшей оценкой, но воплощать не стали — к тому времени в планах на это место уже числился Дом Социалистического земледелия (ныне режимный Институт приборостроения) — здание похожих пропорций, но с совершенно иной драматургией фасадов: вместо мощного, «хрустального», залитого светом полуцилиндра универмага — вогнутая дуга.

Да, тоже эффектно. Но в визуально-пластическом плане не столь активно. К слову, этот проект тоже отчасти «недосбывшийся», хоть и воплощённый в стройматериалах: по первичному замыслу Дом Соцземледелия должен был быть пышно декорирован скульптурными группами в духе довоенных павильонов ВСХВ/ВДНХ. Но зданию не повезло строиться перед самой войной, потому оно получилось зримо недосказанным.

Кстати, местоположение нашего нынешнего ЦУМа отводилось под капитальный городской цирк — перед войной даже успели обнародовать его проект (тоже сделанный группой студентов-дипломников). В формах здания отчетливо читались мотивы парижской Гранд Опера и лондонского Альберт-холла. Впрочем, цитаты из западных столиц времен бель эпок — это для поздних 30-х самое то: предметная среда на глазах наливалась золотым имперским блеском.

Например, в 1941-м Крячков предложил расставить в ядре и в срединном поясе города большие, высотные здания. По его словам, Новосибирску не хватало разнообразия естественного рельефа, врождённое положение усугублялось невариативной высотой новейшей застройки. На дома-башни Крячков возлагал миссию компенсаторов «скатёрочного» эффекта. Разумеется, предложение так и осталось умозрительным — просто учтите, когда оно было оглашено.

Продолжение следует…